Даниил Галицкий

На поляне стояли мужчины, а дальше, под лесом, собрались женщины и девушки. От группы мужчин отделился старик и направился к прибывшим. Он присматривался к ним, прислонив ладонь ко лбу. Мефодий побежал ему навстречу.

— Мефодий! — промолвил старик, вытирая слезы. — Живой! — Он обнял сына, гладил его.

К ним, здороваясь, подходили люди.

— Вот радость! Вот радость! — твердил отец Мефодия. — И не ждали… А у нас обжинки… — Он то расспрашивал Теодосия, то снова обращался к Мефодию.

— Ну, дедушка Федор, начнем, а потом позовем гостей в дом, — промолвил худой смерд, тоже одетый в белую рубаху; его штаны — гащи — были выкрашены соком ягод бузины в сине-черный цвет.

— Начнем! Начнем! — засуетился старик. Ему, как самому старшему в оселище, выпала честь начинать праздник обжинок.

Он повернулся лицом на восток и трижды низко поклонился, каждый раз касаясь земли правой рукой. К нему подошли три девушки; одна дала в руки сноп ржи, другая повесила через плечо перевясло, третья надела венок из ржи и проса. Взявшись за руки, девушки закружились вокруг старика, запели:

А вы жито
Сеяли, сеяли,
А мы жито
Жали, жали.

Запев подхватили остальные женщины и девушки. Обойдя трижды вокруг старика, девушки разняли руки, отбежали, а через мгновение и остальные окружили старика широким кольцом.

А вы жито
Сеяли, сеяли,
А мы жито
Жали, жали,—

повторили они запев, кружась в хороводе. К ним присоединились мужчины:

Взошло жито
Зеленое, зеленое.
У нас сердце
Веселое, веселое.

Снегом поле
Покрыло, покрыло.
Наше жито
Согрело, согрело.

Мужчины все ближе придвигались к хороводу.

— Смотри, Мефодий, сколько девушек! Жаль, что мы с тобой уже в годах, — подмигнул Теодосий.

А девушки выступали, как настоящие боярыни. Да куда там до них боярыням! Тем легко наряжаться да навешивать дорогие украшения. А сколько потрудились дочери смердов для своих нарядов! На них длинные сорочки из белейшего полотна. Подолы сорочек вышиты разноцветными узорами. Бабушки и матери учили их, какие цветы и корни в лесу собирать и как варить, чтоб прочные краски получить — и красные, как заходящее солнце, и синие, как утреннее небо, и лазоревые, как небо предвечернее.

Сорочки перехвачены тоненькими поясами, на головах кокошники. Ну, чем не боярыни! Кокошники разукрашены бусинками, любовно нанизанными на нитки, медными пластинками, сияют, как радуга. А на шее мониста. Умелые руки эти чудесные мониста делали. Вот красная бусинка — каплю крови напоминает. А эта, желтая, — что золото. А та, синяя, — словно вода речная. А серьги-колты, украшающие каждую девушку! Не такие они дорогие, как у боярышень да княжон, нет на них ни золота, ни каменьев драгоценных, но и они сверкают.

Загляделся Теодосий на дивное зрелище. Плывут девушки по кругу, то вдруг, как волна, к деду Федору приникнут, то снова, не разрывая рук, в кругу колышутся.

А весна красна
Жито подняла, подняла,
Колоситься оно
Начало, начало, —

выводит русокосая девушка. Вот она вышла из круга и с венком в руках подошла к старику, склонилась в земном поклоне, и еще громче зазвенел ее чистый голос:

Ой, ладо, мой ладо,
Приди, приди,
Выручи жито из беды.
Из беды!

Выбежали парни, нарушили круг — они становились между девушками, хватали их за руки. Хоровод двинулся в обратном направлении. Русокосой девушки уже не было в хороводе. Вокруг старика бегал парень, искал ее.

Выручи жито из беды, из беды!

Но вот снова запела девушка, и хоровод умолк.

Ох, Стрибоже!
Просим, просим
Принести дождя,
Принести дождя!

Девушка вскочила в круг, схватила парня за руку и запела:

А мы в поле
Выйдем, выйдем,
А мы жито выжнем,
Выжнем.

Она вытащила из-за пояса серп и, наклонившись к земле, сделала вид, что жнет. Хоровод остановился, и все девушки тоже начали «жать». Парни, покачиваясь, пели. Но вот девушки, спрятав серпы за пояс, стали «вязать снопы» — подпоясывали парней тоненькими перевяслами. Разделившись по трое, девушки закружились вокруг «снопов».

А мы жито
Выжали, выжали.

И, пропев хором:

Слава Хорсу светлому,
Слава богу доброму! —

окружили деда Федора. Каждая поклонилась, выдернула из снопа по стебельку. Старик, кланяясь девушкам, все ближе подходил к парням. Тронув первого за плечо, он воскликнул:

И нам всем слава!

— Сла-а-а-а-а-ва-а! — подхватили все.

Откуда-то появилась музыка. Играли на гуслях, на рожках, били в бубны. Молодежь снова закружилась в хороводе.

Пожилые мужчины и женщины пошли в оселище. Солнце опускалось за лес, наступал вечер.

— Ну что, Теодосий, как тебе нравится? — спросил Василий.

— Славно. Вспомнил молодость. Так же вот ходил в хороводе с девушками…