Даниил Галицкий

— Не князь и не боярин? Так разве уже и не человек?.. Он, Людомир, богатырь духом и телом храбрый, не побороли его вороги. Я слышал, как его мучили, люди сказывали мне, те, которые видели… Не сломили Людомира, а как бесновался латынщик, резал его… Лезут они к нам, как саранча гадкая. А Людомир против них…

Филипп порывался несколько раз встать и подбежать к Митусе, но его сдерживал Даниил, подавая суровый знак рукой.

Митуса прислушался. Никто ничего не говорит, и Филипп молчит. Выждав какое-то мгновение, Митуса сказал:

— Людомир — храбрый русский воин, и мы преклоняемся перед ним. — И добавил: — Хочу уже новые песни петь, о новых боях с ворогами проклятыми. А лес шумит печально, ничего не рассказывает. Слезы людские в том голосе слышатся…

Склонился Митуса, закрыл белой бородой гусли, замолчал. Даниил подсел к нему ближе.

— Расскажи, вещий певец, о наших днях новую песню свою спой.

Митуса словно помолодел, невидящими глазами впился в Даниила, за гусли взялся, коснулся пальцами струн — они нежно откликнулись.

— О князе Удалом Мстиславе песню я сложил, только длинная она, о его походах.

И пальцы Митусы забегали по струнам:

Начнем, братья,
Мы песню петь
Про князя Мстислава
Из Мономахова рода!
А как дед его, прадед
Мономах Володимир,
Русскую землю
От половцев защищал.
Так и смелый витязь
Мстислав, сын Мстислава,
Воинов смелых,
Воинов русских водит на битвы,
За землю Русскую воюет.
Из Великого Новогорода
О нем слава
Летит по всей Русской земле…

Пел Митуса о храбрых русских воинах, как в походы они с Мстиславом ходили, как удавалось им в этих походах побеждать, как Мстислав на Чудь ходил и до самого моря студеного дошел.

Даниил застыл на месте, правая рука впилась в рукоятку меча, а левой оперся о стол и замер. А песня лилась бесконечно. Пел Митуса о богатстве Русской земли, о русичах храбрых и подругах их верных, женщинах прекрасных, о том, как из походов ждут они своих мужей и сыновей. По-юношески звенел голос Митусы, женщин воспевая. Звенели и гусли, вплетаясь в слова певца о красавице новгородской Анне, дочери Мстислава:

Ой, высока она и стройна,
Как сосенка высокая в роще!
В очи ясные глянешь —
Словно в озере тонешь глубоком.
А такие у ней щеки нежные,
Словно в небе заря на восходе.
Слово молвит к кому — и покажется,
Будто гусли поют
Нежным голосом…

И не заметили, когда певец умолк. Очарованный Даниил подбежал к Митусе:

— А ты видел, Митуса, Мстислава Удалого?

— Забыл ты, княже, что очи мои ничего не видят! Был я в Новгороде Великом и возле Мстислава был близко, к нему во двор заходил. Он меня и в терем к себе приглашал. Говорил я с ним, а потом еще проводник мой много рассказывал и о нем, и о дочери его. А я все это запомнил и песню сложил о храбром Мстиславе. Много о нем поведали мне новгородцы, и все больше люд простой, — по душе людям Мстиславова отвага. На Торге в Новгороде сидел и слушал, по улицам ходил, к ковачам в кузницы заглядывал, где оружие куют, и к дружинникам наведывался. Всюду хорошим словом Мстислава почитают. Честный человек он. Слово дал — никогда не нарушит.

Даниил поблагодарил певца, велел, чтобы накормили его и на княжеском дворе оставили отдохнуть.

— Благодарствую за ласку, во дворе я у тебя поживу, только не долго… Ничего не надобно мне, в дорогу снова пойду.

Митуса встал, осторожно прижал к себе гусли и направился к двери, поддерживаемый Дмитрием.

Даниил задумался. Дошло ли до разумения бояр, понятно ли им, зачем он Митусу позвал?

Только вышел Митуса, как поднялся взволнованный Мирослав:

— Кланяюсь Даниилу за разум его. Сумел он мысли людские уловить, словно стебельки в один веник связал. Тако и мы думали — помощи надо просить у братьев наших. Вижу теперь — в Новгород следует податься.

— В Новгород? Далеко! Пока придут, нас переловит тут всех Бенедикт, — тянул свое Филипп.

Даниил вспылил:

— Замолчи, Филипп!

Филипп не унимался:

— «Замолчи»!.. Могу и молчать… Но ты ведь совета спрашиваешь, я и говорю то, что думаю.

— Думаешь? — рассердился Даниил.

— О Галиче думаю…

Наступило неловкое молчание. Даниила вывел из равновесия Филипп своими назойливыми советами. Даниил дрожал от ярости: этот противный боярин нагло лезет в советчики! «А может, он и верно говорит? — мелькнула в голове Даниила мысль. Но он сразу же отогнал ее. — Хорошо, что Мирослав начал говорить, пусть говорит», — начал успокаиваться Даниил.

— Мыслю так, — осторожно продолжал Мирослав, — должны мы посмотреть, где будет лучше, а не бахвалиться, как Филипп.