Даниил Гранин. Хранитель времени

«Мы с Даниилом Александровичем познакомились в 1996 году, когда я был председателем комитета Госдумы по международным делам. Он пришел ко мне с вопросом, готов ли я содействовать захоронению тех, кто погиб на российской территории в годы Великой Отечественной. Не только наших солдат и офицеров, но и немецких, что в те времена звучало довольно экзотично. Я сказал, что готов помочь, мы несколько раз встречались, писали на эту тему Ельцину и какой-то процесс начался. Я увидел тогда симпатичного, умного, неброского человека, чьи предложения мне понравились, но особо близких отношений между нами не сложилось.

Более тесно мы познакомились два года спустя в Праге, в дни 30-летия вторжения советских войск в Чехословакию. По этому случаю туда пригласили нескольких людей, чья реакция на это событие была необычной для того времени — можно сказать, несоветской. Я в 1968 году работал в пражской редакции журнала «Проблемы мира и социализма» и выразил несогласие с вводом войск, за что меня оттуда и убрали. Тогдашний президент Чехии Вацлав Гавел пригласил меня, Гранина и Беллу Ахмадулину с ее мужем Борисом Мессерером; мы встречались с людьми и объясняли, что в Советском Союзе не всё было однозначно, не все поддерживали вторжение. Даниил Александрович в этой поездке являл собой, как всегда, независимость, ум и конструктивизм без эпатажа. Он блестяще владел аудиторией и был центром объединения нашей разношерстной команды. С тех пор мы с ним сдружились, он стал очень важным для меня человеком. Мы виделись и в Москве, куда он иногда приезжал, но чаще в Петербурге, где-нибудь в ресторации или у него дома, обсуждая самые разные вопросы».

Из воспоминаний В. П. Лукина

«В жизни мне повезло быть близко знакомым с тремя людьми, которых я считаю моральными авторитетами моей Родины — это Патриарх Алексий II, Даниил Александрович Гранин и академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. В памяти наиболее остро остались несколько встреч с ними.

В начале 2000-х вышла в свет книга о А. Яковлеве — бывшем члене Политбюро ЦК КПСС, соратнике М. С. Горбачева, участнике Великой Отечественной войны. Одну из статей о нем написал и я. Мы были лично знакомы. Неожиданно позвонил Гранин и спросил: «Это Вы писали или кто-то за Вас?» Спрашивать он умел прямо, без обиняков. Я сначала даже растерялся и после паузы ответил — да, я. Даниил Александрович сказал, что хотел бы встретиться и поговорить. Мы встретились на презентации книги в Домжуре. Это был удивительный разговор о мире и войне, о правде и конъюнктуре, о политике и нравственности в ней. Многие его высказывания были мне близки по жизни и службе, когда, побывав в начале 80-х во всех «горячих точках» с курсантами своего училища, я увидел всю глубину трагедии моей страны, которая рушилась на глазах. А нам в газетах и по ТВ врали и врали. Это и сподвигло меня пойти в большую политику.

Я теперь понял, почему немцы встречали его в бундестаге стоя и с овациями. И какие письма писала Даниилу Александровичу канцлер Ангела Меркель. Нравственность, правда, совесть, сопереживание — всё это было в нем».

Сергей Степашин, президент Российского книжного союза

«Триста лет Петербургу впервые отмечались не просто очередной юбилейной датой, праздник этот обрел особый вызывающий характер. Впервые с дореволюционных лет город ощутил свою столичность, свое возвращение к статусу великого и любимого города России.

27 мая 2003 года был днем официального трехсотлетия. Я бродил с утра и до поздней ночи по улицам и площадям. Открытие памятного знака в Петропавловке, карнавал, вечернее гуляние. Никогда еще, даже в день Победы 1945 года, я не видел столько людей на улице. Густые толпы заполнили Невский проспект, Литейный, Владимирский, площади перед Исаакием, набережные, Дворцовую, Каменноостровский. Весь город вышел на улицы. Протискиваясь сквозь эти плотные массы, я ни разу не слышал ругательств. Не было пьяных. Толпа была непривычно добродушной, терпеливой, а главное — веселой. Исчезла обычная питерская замкнутость, хмурая сдержанность. Эта белая ночь, этот долгожданный юбилей вдруг открыл, как еще никогда на моей памяти, красоту Невы с ее каналами, притоками, белесый блеск воды, гранит набережных, как будто протерли запыленную картину, и город заблистал».

Д. Гранин. Всё было не совсем так