Данный Богом

– Ты не хочешь быть с ним, – он не спрашивал, а утверждал, – ты себя так наказываешь.

Я кивнула.

– Но ты не виновата!

Я поморщилась, как от сильной боли. Впрочем, мне действительно было больно.

– Я приму ванну, – сказала я, – дай мне, пожалуйста, полотенце.

– Ты что, с ума сошла? Горячая вода расширяет сосуды, будет только хуже!

– Плевать.

– Нет, Даш. Давай я наберу тебе ванну, но только теплую.

– Ладно.

Ванна была недалеко от кухни, я тут же услышала, как набирается вода. С каждой секундой боль становилась все сильнее, внизу живота дергало, как будто по нему молотили невидимые кулаки. Я не могла больше сидеть, и просто «стекла» со стула на пол, скособочившись у ножек стола. Любое движение причиняло боль.

Когда Андрей вышел из ванны, я увидела в его взгляде нечто такое, отчего уверилась в правильности своих действий. Я не смогла бы вынести, если бы Артем так на меня смотрел. Богданов – другое дело, мы знакомы сто лет, видели десятки порезов и ссадин друг друга. Пожалуй, с ним я могу не притворяться.

– Помоги дойти, – попросила я.

Андрей тут же подхватил меня на руки. Конечно, он хотел, как лучше, но мне было дико больно, лучше бы он просто поддержал меня под руку. Снять плащ самостоятельно я не смогла, пришлось Богданову помогать и с этим. Увидев его глаза, полные злых слез, я оглядела себя. Кошмар. Почти все тело в кровоподтеках и наливающихся ярким цветом синяках. Завтра будет в сто раз хуже.

– Тебе надо лечь, – Богданов с трудом держал себя в руках, – к черту эту ванну.

– Мне это нужно, – я чувствовала себя грязной; пусть вода смоет хоть часть этого позора, – оставь меня одну.

– Нет, – решительно сказал Богданов, – ты можешь потерять сознание и захлебнуться. Я побуду с тобой.

– Я так не могу.

– Послушай, я уже вижу тебя голую. Что изменится, если ты сядешь в ванну?

Я пожала плечами. И правда, ничего. Пусть Андрей побудет со мной, я еще не готова остаться со своими мыслями в одиночку.

Андрей усадил меня в ванну, налил в воду полбутылки шампуня и разболтал. Густая пена прикрыла мое обнаженное тело, как одеяло. Я встретилась с Богдановым взглядом и благодарно кивнула – как он тогда, на похоронах мамы.

– Мы с тобой – отличная команда, – вымученно улыбнулась я, но Богданов не отреагировал на нашу присказку – он был слишком расстроен.

Дальнейшее я запомнила смутно: Андрей вытирал меня, осторожно, как хрупкую вазу, нес в комнату, натирал кожу каким-то кремом, надевал на меня одну из своих футболок.

– Выпей, – у моих губ появился стакан с водой, – я растворил там две таблетки обезболивающего.

– Лучше принеси мне водки.

– Нет. Алкоголь расширяет сосуды.

Дались ему эти сосуды! Можно подумать, если завтра я проснусь с нормальными, нерасширенными сосудами, моя жизнь станет прежней! Все перевернулось, мне плохо, как же мне плохо…

Это случилось. Реальность произошедшего нахлынула, накрыла меня с головой. Я рыдала, зло, с подвываниями, а Богданов обнимал меня.

– За что? – скулила я. Боль все не отступала. Мне казалось, я умираю, горю за живо, и никто уже не сможет помочь мне, – за что? Я же ничего плохого никому не сделала!

Меня трясло. Андрей укрыл меня одеялом, но продолжал обнимать. Сквозь накатывающий сон я слышала его слова:

– Прости меня…Пожалуйста, прости, что меня не было рядом. Я бы за тебя умер, клянусь. Я никому больше не позволю тебя обидеть…

Тьма навалилась очень резко. Кажется, в воде было еще и снотворное.

Глава 4 Решение

Моей первой мыслью при пробуждении было банальное: «Это сон, всего лишь страшный сон!», – но ломота во всем теле – такая, что я еле-еле заставила себя подняться с постели – доказывала, что все случившееся – правда. Я подошла к зеркалу. М-да… синяки напоминают чернильные кляксы, но ничего, одежда их скроет, а вот лицо…пройдет несколько дней, прежде чем спадет эта отечность.

Андрей уже не спал, а, судя по звяканью посуды, готовил что-то на кухне. Бредя по коридору, я невольно подумала: «Если он спросит, как дела, как я себя чувствую – значит, это не тот Богданов, которого я знала».

– Даша, – сказал он, тревожно окинул меня взглядом и выдвинул стул, – садись, будем завтракать.

Я хотела улыбнуться, но мышцы как будто задеревенели. И дело было не столько в синяках, сколько в моем собственном нежелании улыбаться. Какая-то часть меня – веселая, позитивная – умерла прошлой ночью.

– Звонила твоя мама, – настороженно сказал Андрей, – с утра к ней заходил Артем, сказал, что ты у «какого-то лучшего друга». Просил мой адрес. Вера Алексеевна его не назвала.

Я усмехнулась:

– Еще бы! Ты же ее любимец. Она будет молчать даже под пытками.

– Не смешно.

– А я и не смеюсь.

– Как кофе, нормальный?

– Угу. Спасибо.

Я пожевала бутерброд с сыром. Не думаю, что Богданов сделал его из картона, это мне просто кажется. И кофе совершенно безвкусный.

Чтобы не погружаться в свои мысли, где было черным-черно, я принялась рассматривать кухню, но это быстро мне надоело: квартиру Богданова я знала, как свои пять пальцев, с самого детства.

Звонок в дверь привел в замешательство нас обоих.

– Наверное, это твоя мама, – предположил Богданов.