Данс-охотники (СИ)

Я ПОЭТ, ЗОВУСЬ Я... – Эй, Юрик! – в приоткрытую дверь просунулся любопытный нос Леруки. – Юрчик, ты дома? – В магазин, наверно, ускакал! – предположил Роланд, отстраняя Валерию и решительно входя в квартиру. – День рождения, как-никак... Интересно, и чем же он нас всех угощать будет? – Ведром варёной картошки и блюдом кильки маринованной! – фыркнула Лерука. – Сами, что ли, не знаете, какой он жмотяра? – О, мальчики-девочки, смотрите, – я подняла с дивана толстую тетрадь в клеенчатом переплёте, раскрыла её и пробежала глазами кривоватые строчки. – Ого, стихи! – Чьи? – заинтересовалась Лерка. – Пушкина? Уайльда? Китса? Шелли? А может, Байрона? – Лучше. Это Юрикина писанина, по-моему. Вот уж не думала, что наш приземлённый мальчик стишки кропает... В этот момент хлопнула входная дверь, и в квартиру ввалился взмыленный Юрик, нагруженный пакетами по самые уши. – А, уже пришли? – спросил он, ничуть не удивившись нашему столь раннему приходу. – Вот и хорошо, поможете на стол накрыть... – Юр, ты стихи любишь? – невинным голоском поинтересовалась Валерия. – Если в книге и в подарок – то нет... – равнодушно произнёс Юрик, обернувшись к нам, и только тут заметил тетрадь в моих руках. – Где взяла? Отдай сейчас же! – Ага, как же! Вот щас мы почитаем, что ты тут нацарапал! – съехидничала Валерия и, выхватив тетрадь из моих рук, наугад её раскрыла. – О, вот, послушайте! Называется “Хрусталь”! – В небе, на бархате чёрном, Битый лежит хрусталь... Вы не поранились? Полно, Мне ничего не жаль! Пусть колок хрусталь и не вечен, А бархат небесный – сквозной, Останется в сердце навечно Его перелив неземной. Пройдут вновь года и столетья, И в Лету уйдут города... Исчезнет всё – люди и судьбы, А свет хрусталя – никогда! В небе, на бархате чёрном, Битый лежит хрусталь. Вы не поранились, полно! Мне ничего не жаль... – Неплохо! – одобрительно сказал Роланд. – Честно, не ожидал! Почему не издаёшься? – Для того чтобы издать свою книгу, нужны деньги и немалые! – вздохнул Юрик. – Откуда у меня такие? – У отца займи, – предложил парень-вампир. – Или у графа... Он добрый, он даст! – Ага, он-то даст... – пробормотал Юрик. – Пинок коленом в одно место. Слушайте, вы мне помогать на кухне будете или займётесь обсуждением моей литературной карьеры?! Пришлось мне, Юрию и Валерии плестись за хозяином на кухню, а Роланд, сославшись на аллергию на пищевые ароматы, удобно расположился на диване и принялся перелистывать страницы в тетради стихов. ...Салаты были уже приготовлены, разложены в вазочки, когда на пороге кухни внезапно возник Роланд. – Всё кулинарите? – весело спросил он. – Не лопните после? – Не боись! – сказала Валерия, утирая ладонью пот со лба и заодно размазывая по нему свёкольный сок. – При нашей сумбурной жизни ожирение нам не грозит... А ты чего пришёл? Совесть заговорила, решил помочь? – Да нет... – покачал головой парень-вампир и вдруг вкрадчиво произнёс. – Юрик, а что это за стихотворение у тебя такое ” Я люблю тебя”? Посвящается какой-то Э.Ч.... – Не какой-то, а какому-то! – хихикнула Лерука. – И не просто там Э. Ч., а Эдуарду Чёрному! Ты что, Рол, отупел совсем? – А ну-ка, прочти! – оживилась я. – Не надо! – взвизгнул Юрик, бросился к Роланду, чтобы вырвать тетрадь (или хотя бы тот лист со злополучным стихотворением) у него из рук, но всё без толку. Тот без особого труда посадил незадачливого поэта на кухонный шкаф и, приняв красивую позу, начал читать: – Я люблю тебя, мой ангел, За печальные глаза, За улыбку. Фальшь и правду. Я люблю лишь одного тебя! Я змея на белой коже, Я – не то, что видишь ты, Что ты видишь, не похоже На забавные мечты. Я и фея, и русалка, Я и ведьма, и змея... Ведь не так ли, мой несносный, Называешь ты меня? – Очень интересно... – протянул наконец Роланд, когда на кухне воцарилась полная тишина. – Как мой папочка там тебя называет, а? – Ты же сам только что прочитал – феей, русалкой и ведьмой! – отозвалась Лерука. – Оч-чень интересно... А вот ещё интереснее... хм, фей... что будет, если мы прямо сейчас позвоним объекту твоих воздыханий и прочтём ему этот сонет? Ой, как он обраду-уется! – И не говори! – поддержала я её. – Заодно сообщим, кто автор сего шедевра... – Не надо! – пропищал Юрик в ужасе и забил ногами по кухонному шкафу. – Не звоните, пожалуйста! Давайте лучше кушать салатики, они очень вкусные, только не звоните Эду-у-у... Его можно было понять: Эдди у нас мужчина серьёзный (хоть и вампир со стажем), современные нравы ему явно не по душе, а такое “голубенькое” поползновение к его персоне он не то чтобы не оценит, но даже и не поймёт, хоть ему объясняй, что сейчас это модно и что более пятидесяти процентов (если не больше!) звёзд сцены и политиков этим занимаются день и ночь! – Ладно уж, не скажем! – наконец смилостивился Роланд и снял болезного с верхотуры. – Иди стол накрывай! ...Подарки были подарены, салаты были съедены, соки выпиты и к нам вновь вернулся интерес к поэзии. – Так, что там у нас дальше? – Юрий потянулся к тетради, всё это время лежавшей на диване и, раскрыв её, пробежался глазами по мелким строчкам. – Вот ещё кое-что интересное... “Гомо сапиенс” называется. Читать? – А то как же! – хором отозвались присутствующие (кроме Юрика, разумеется...). – Ну, слушайте... – Он был на “Титанике”, Он был на “Курске”, Он был на “Руслане”, Он горел вместе со всеми. Он был на башнях Манхеттена И рухнул вниз, на землю. Он взорвался с атомной бомбой, Он уничтожил Хиросиму. Он погибал вместе с Чернобылем, Он спасал, невзирая на смерть. Он закрывал собой шахты, Где прятались стволы ракет. Он тонул при наводнении, Он умирал от жажды в пустыне. Он летел как астероид И пробивал собой атмосферу. Он – это вспыхнувшая сверхновая, Уничтожившая всю систему... Он – это что-то очень грозное, Он – это просто Гомо сапиенс! – И что ты имел в виду, когда писал этот стих? – спросила я. – В чём тут смысл? – Тупым не понять! – буркнул Юрик и, извернувшись, вырвал-таки свою драгоценную тетрадь из цепких рук своего двойника. – Где уж нам уж... – печально покивал Роланд и, потянувшись, легко поднялся с дивана. – Думаю, нам пора! – А посуду помыть? – возопил Юрик, преисполнившись праведным гневом. – Лопать, значит, вы все мастера, а помогать кто будет? Папа Карло? – Завтра! – помахала рукой Лерка. – Всё завтра... Да, Ролли? В итоге за “Ролли”, так не вовремя произнесённое Валерией, нам пришлось не только вымыть посуду, но и отдраить всю квартиру целиком. Юрик тихо радовался внезапному субботнику, а Роланд, вольготно растянувшись на диване, лениво перелистывал тетрадь, да одним глазом следил за нами, чтобы убирались как следует и не филонили... – Всё! – простонала Валерия и без сил опустилась в кресло, выпуская из рук тряпку, которой вытирала пыль. – Не могу больше... Лучше убейте меня! – Ага, как же... Размечталась! – отозвалась я, выливая воду в туалет. – Кстати, слышала новость? В Украинской Раде постановили, что все древнегреческие философы и учёные на самом деле были украинцами... И апостолы Христа – тоже! – Точно, особенно Иуда! – воспряла духом Лерка. – Этот уж точняк из их породы! – Эй, вы там скоро? – окликнул нас Роланд. – Юрий уже закончил! – У меня, кстати, тоже стих родился! – внезапно сообщила моя подружка. – Вот, слушайте! – Господи, за что мне такое наказание? – простонала я, но Лерка была неумолима: – Когда я всё-таки скончаюсь, Ко мне на кладбище приди И у креста моей могилы На память розу посади! – Кактус я тебе на память посажу, а не розу! – сердито сказала я. – Самый что ни на есть крупный... Мексиканский! Так сказать, одна колючка над другой расти будет... Не зли ты, Бога ради, Роланда! Знаешь ведь, что он терпеть не может, когда его Ролли называют! – Чай пить будете? – выглянул на кухню Юрик и тут же схлопотал пыльной тряпкой по шее. – За что?! – За поэзию! – мрачно сказала я и, поднявшись с пола, на котором отдыхала, направилась к входной двери. – С днём рождения, писака! – Я поэт... – начал было парень, но тут Валерия радостно продолжила. – Зовусь я Юрик... – Лодырь, нытик и... – тут я запнулась, не сумев подыскать рифму к слову “Юрик”. – И... и жулик! – докончила Лерука. – Запиши в свою тетрадочку, поэт! – Ритмика хромает! – возмутился Юрик. – И я не жулик! – А какая разница? – философски заметила я, выпихивая свою подружку в дверь и выходя за ней вслед. – Главное, что рифма есть!