Данте

…На стенах обрыва
Был мрамор, изваянный так прекрасно,
Что подражать не только Поликлет,
Но и природа стала бы напрасно.

Высеченное резцом неведомого художника было «правдивостью движенья так живо, что ни в чем не походило на молчаливые изображенья». Эти каменные изваяния представляют собой своеобразную наглядную агитацию.

Из картин, запечатленных в звучащем мраморе, внимание Данте больше всего привлечено одной. Поэт вновь переносится к временам античного Рима:

Там возвещалась истинная слава
Того владыки римлян, чьи дела
Григорий обессмертил величаво.

Мы видим собирающегося в поход императора Траяна.

От всадников тесна была поляна,
И в золоте колеблемых знамен
Орлы парили, кесарю охрана.

За удила императорского коня ухватилась вдовица, умоляя отомстить убийцам ее сына. Добро должно быть действенно, император обязан творить справедливый суд сам, не надеясь на других, в этом «его призванье» и долг, — Данте всюду находит повод для пропаганды своих политических идей.

Порою поэт в нескольких терцинах создает образы, которые нельзя забыть. Таков, например, в «Чистилище» краткий рассказ о Провенцане Сальване. Этот правитель Сьены, человек гордый и жестокий, очутился среди очищающихся душ лишь потому, что спас из тюрьмы неаполитанского короля Карла I, своего друга, осужденного на смерть. За Карла нужно было заплатить огромный выкуп — 10 тысяч золотых флоринов. Провенцан Сальвани собрал все, что у него было, но не смог составить необходимой суммы. Тогда он, как нищий, сел посредине площади Кампо и стал просить проходящих граждан ему помочь. Видя добровольное унижение своего гордого сеньора, сьенцы были тронуты его смирением, собрали недостающие деньги, и выкуп был заплачен вовремя. Сальвани дрожал каждой жилкой от унижения, но претерпел все, чтоб только вырвать из темницы своего друга. И за это Данте дарует прощение гордому и гневному сеньору.

Тетка Провенцана Сальвани, некая дама из Сьены по имени Сапья Сарачини, отличалась при жизни завистливостью, так же как Гвидо дель Дука из Романьи, о котором еще будет речь. Завистливые сидят вдоль скалы, опершись друг о друга, как нищие. Их веки зашиты по краям железной нитью, и они осуждены на слепоту, пока не кончится срок покаяния. Сапья желала зла всем своим согражданам, она радовалась даже поражению своего племянника, который пал в битве с флорентийскими гвельфами. Но под старость она смирилась и покаялась в своих грехах. Госпожа Сарачини не без юмора рассказывает о сьенских сухопутных «адмиралах». После того как сьенцы тщетно искали подземную реку Диану, чтоб обеспечить город водой, они захотели приобрести на берегу Тирренского моря гавань Таламонэ, и все влиятельные граждане мечтали стать капитанами и адмиралами несуществующего сьенского флота.

Так же замечателен, но в ином плане, рассказ о встрече Данте в преддверии Чистилища с добродушным и ленивым флорентийским мастером музыкальных инструментов Бельаква. Нельзя забыть улыбки, которая нежданно озаряет лицо Данте, когда он видит, как Бельаква сидит на большом камне в тени, терпеливо ожидая с присущей ему ленцой того часа, когда начнется его мучительное и тяжкое восхождение на гору. Данте стремится скорее достигнуть Земного Рая, открыть путь к звездам, он полон нетерпения, готов преодолеть все трудности. Бельаква, склонив голову на колени, никуда не спешит: он спасен и никуда не торопится. «А ты беги наверх, если ты такой ретивый», — говорит он своему старому знакомому Данте.

В Чистилище есть гордец, напоминающий Фаринату. Это знаменитый итальянский трубадур Сорделло ди Гойто, умерший около 1270 года, земляк Вергилия, — оба они происходили из окрестностей Мантуи. Сорделло прославился не только своими провансальскими стихами, но и прогремел в скандальной хронике XIII века. С помощью Эццелино да Романо, тирана Падуи, он похитил жену одного из своих покровителей — Куниццу. Данте поместил прекрасную грешницу в сияющем небе Венеры.

Куниццей я звалась и здесь горю
Вот этой побежденная звездою…

Может быть, ей отпустились поэтом многие грехи за то, что под старость она покаялась и освободила своих крестьян.

На втором уступе Антипургатория застыл Сорделло,

…на него идущих, озирая
С осанкой отдыхающего льва.

Он не спешит ответить на вопрос пришельцев, «какая удобнее дорога к вышине», но спрашивает, кто они и откуда.

Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,
Как дух, в своей замкнутый глубине,

Встал, и уста его проговорили:

«О мантуанец, я же твой земляк,
Сорделло!» И они объятья слили.