Данте Алигьери

Перенесенный Беатриче на шестое небо, Данте погружается в белизну Юпитера. Это звезда царя древнего Олимпа, вершителя правосудия, и духи, которые явились здесь Данте, прославлены своей справедливостью. Души летающими искрами кружатся перед Данте. Из них поочередно составляются три буквы: D, I и L. В числовом значении этих букв (500, 1, 50) комментаторы иногда пытаются увидеть знак загадочного Пятьсот Пятнадцать или же хронологические намеки. Далее эти буквы оказываются началом целой фразы, составленной из душ: Diligite iustitiam, qui iudicatis terrain. Это библейское изречение Соломона: «Любите справедливость, судьи земли…» (Прем. 1, 1). В последнем М души застывают, образуя подобие перевернутой лилии. М можно истолковать как первую букву слова «монархия» или же как число 1000, означающее тысячелетнее царство божие на земле (белая лилия в Средние века считалась символом праведности). Затем с лилией происходят следующие метаморфозы: стая душ опускается на вершину М, преобразуя букву в фигуру орла, символ имперской власти. Особую фигуру образуют пять избранных душ: они составляют глаз орла. По легенде, орел — единственное существо, которое может смотреть прямо на солнце. Так и эти пять душ, пять знаменитых царей, устремляют взор прямо на свет божественной истины. Зеница — царь Давид, дугой его окружают император Траян, библейский царь Езекия, император Константин, сицилийский король Гульельмо II, троянский вождь Рифей. От орла Данте узнает ответ на волнующий его вопрос, почему от царства божия отлучены люди, которые были совершенно праведными и в мыслях, и в делах, но не могли быть христианами в силу обстоятельств (например, они родились в Индии). «Пути господни смертным непонятны», — отвечает орел, но все же приоткрывает завесу тайны. Не верившие в Христа не могут попасть в Рай, но путь к Христу может быть самым необычным. Орел рассказывает историю Рифея (выдуманную самим Данте) и средневековую легенду о Траяне. Рифею за его стремление к правде бог открыл будущие события, и тот стал христианином. Траян, уже находившийся в Аду, но не потерявший надежды, вознес мольбы, на короткий срок вернулся в свое тело и уверовал в Христа, что и открыло ему путь на небеса. Здесь Данте разворачивает свои оригинальные комментарии к евангельскому афоризму: «…Царство Небесное силою берется…» (Матф. 11, 12). Воля бога к осуществлению морального порядка непреклонна, но она же стремится быть бесконечно благой. Чтобы не противоречить себе, она должна быть сломлена извне, и потому она ждет принуждения от любви и надежды. Но если воля бога побеждена силами «живой надежды и любви возжженной», то победителем остается все же бог, ибо осуществилось его желание быть благим (XX 94–99). В стихах этого фрагмента настойчиво звучит сочетание vi, объединяющее корни слов «жизнь», «победа», «сила», «божественность». Этот прием мы уже встречали у Данте: ключевое понятие фонетически внушается читателю и отпечатывается в его подсознании.

Следующий этап вознесения — небо Сатурна, где Данте являются души-созерцатели. Поэт видит лестницу, уходящую бесконечно высоко, и спускающихся по ней созерцателей в облике огней. Это лестница Иакова, описанная в Библии (Быт. 28, 12). Она соединила небо и землю, но «теперь к ее ступеням не подъята ничья стопа» (XXII 73–74): люди потеряли стремление к божьей высоте. Данте удивлен тем, что уже не видит улыбки Беатриче и не слышит привычных для него песнопений. Оказывается, на небе Сатурна их сила так возрастает, что земная плоть Данте может не выдержать этой испепеляющей мощи. Созерцающие души — это монашество, которое призвано было хранить чистоту веры. Данте встречается с двумя подвижниками монашества — Петром Дамиани и Бенедиктом Нурсийским. Петр Дамиани (1007–1072) часто упоминается как автор высказывания «Философия — служанка теологии», но в истории философии он оставил след прежде всего своей книгой «О всемогуществе бога», где выдвинуто интересное рассуждение об ограниченности временных форм бытия и о невозможности придать универсальный характер причинно-следственным связям. Бенедикт прославился как основатель монашеского ордена и теоретик монашества как образа жизни. Оба созерцателя в разговоре с Данте яростно обличают современных монахов, забывших о небесном ради земного. От Бенедикта поэт узнает о том, что ждет его в высшей сфере Рая:

Там все, и я, блаженны в полной мере.
Там свершена, всецела и зрела
Надежда всех; там вечно пребывает
Любая часть недвижной, как была.
То — шар вне места, остий он не знает (XXII 63–67).