Дантисты тоже плачут

В кресле сидела… Сонька. Бывшая госпожа Арцеулова выглядела ослепительной красавицей. Всегда небрежно стянутые в пучок рыжеватые волосы теперь вольготно лежали на ослепительных плечах. Очевидно, где-то за ее головой находился скрытый источник света, потому что Сонькина шевелюра искрилась и переливалась, как елочная игрушка. Крупное тело Сони, обычно упрятанное в бесполые учительские костюмы, сейчас плотно облегало вечернее платье из белого атласа. На колонноподобной шее сверкало варварски великолепное ожерелье из кровавых рубинов. Элегантные ножки 40-го размера были вбиты в узенькие лодочки цвета бордо. На руках Сонька держала гигантского черного кота с золотой цепочкой на шее. На цепочке висел колокольчик. Увиденная картина настолько ошеломила подругу, что она сумела только пробормотать:

– Соня, брось кошку, у тебя же аллергия!

Удивительно похожая на героиню германского эпоса, Соня проговорила каким-то не своим, грудным и чарующим голосом:

– Не поверишь, Наталья, но от Клауса у меня нет аллергии.

Стоящий у мольберта высокий красивый мужчина в старых джинсах и клетчатой рубашке повернулся к Наташке, потом обратился к Соньке:

– Любимая, познакомь нас.

– Знакомьтесь, – проговорила Соня, царственно поднимаясь со своего трона, – Казимир Новицкий, мой жених, Наталья Макмайер, баронесса.

– Побойся бога, – не выдержала Наташка, – какой жених, ты же замужем!

– Уже нет, – небрежно заметила новоявленная Брунгильда, поглаживая омерзительного Клауса. – Господин Арцеулов выгнал меня на улицу, оставил одну в чужом городе без денег. Спасибо, судьба послала Казика, а то ведь я могла сейчас лежать на дне Москвы-реки.

И женщина прижала пальцы, унизанные кольцами, к вискам, подчеркнув драматизм сказанного этим новым, незнакомым Наташке жестом.

Ошалелая Наталья машинально пересчитала перстни – семь штук!

Художник заволновался:

– Дорогая, тебе нельзя нервничать, помни о своей мигрени. Если баронесса не обидится, отложим разговор на другое время.

– Нет, милый, – проворковала Сонька, – ситуация и в самом деле двусмысленная, и ее следует разрешить как можно быстрей, нельзя пятнать честную фамилию Новицких.

– Какое благородство, – восхитился Казимир, – ради чести забыть о слабом здоровье!

Угольно-черный Клаус добавил: «Мяу» – и тренькнул колокольчиком.

Наташке показалось, что она находится среди персонажей сказки Гауфа.

Приехав домой, подруга незамедлительно собрала в гостиной военный совет.

– Приедет сладкая парочка часов эдак в восемь. Казик сказал, что раньше не получится: он хочет поработать, а потом Сонька должна отдохнуть, покушать, принять ванну.

При этом сообщении Левка взбесился, и именно в этот момент на сцене появилась я.

К визиту блудной жены подготовились основательно. Наташка влезла в серебристый брючный костюм, в котором ездила на церемонию вручения премий на Каннском фестивале. Из драгоценностей практически ничего, только у воротника камея бабушки Макмайер. Зайка нацепила простенькое черненькое платьице, цена которого в салоне «Шанель» равнялась месячной зарплате служащего банка; на тоненьких руках загадочно мерцали сапфировое и брильянтовое кольца. Аркадий предпочел спортивный стиль – рубашка и простые слаксы от Пако Рабанна. Машка надела форму своего суперпрестижного лицея – юбочка в складочку до середины лодыжки, белая блузка, строгий синий пиджак с двумя буквами на кармане «L. A.». Кто знает – поймет. Кошки разгуливали в жемчугах, Жюли прикрепили к челке изумрудную подвеску, Снап бряцал серебряным ожерельем с бирюзой, Хуч был украшен аметистами. Маня, ругаясь сквозь зубы, пыталась подобрать золотую цепь для необъятной шеи Бандика.

– Боюсь, цепей такого размера нет, – проговорил Аркадий, глядя на ее старания.

– Есть, – уверенно сообщила Маня, – в Тунисе на пляже видела одного русского, шея толще, чем у пита, так на нем целых две висели. Ладно, надену на Банди гранатовое колье, на белом пятне будет хорошо смотреться.

Ровно в восемь раздался звонок домофона. Мы молча сидели в гостиной, изображая семейный отдых. Наташка с вязаньем в руках, Зайка и Аркадий за лото, Маня с пяльцами.

Я держалась особняком. Причиной тому было ярко-красное воздушное платье на чехле. Меньше всего хотела его надевать, но гадкие дети с криком нацепили на меня ужасающе узкий футляр. Поверх чехла волнами громоздился алый шифон. Стоило сесть и чуть-чуть согнуть спину, как нижняя юбка начинала угрожающе потрескивать, а тесемочки, поддерживающие лиф, тут же соскальзывали с моих костлявых плеч. Пришлось поэтому принять позу загадочной дамы, стоящей у окна и смотрящей вдаль.

Подготовленные Наташкой, мы с замиранием ждали появления экзотической пары. Глубокое разочарование постигло всех, когда художник и Сонька вошли в комнату.

Портретист был в простых вельветовых джинсах и самой обычной коричневой рубашке. Точно такое же одеяние красовалось и на блудной жене. За это время Сонька приобрела удивительный цвет лица – розовый, как у молочного поросенка.

– Разрешите представиться, – проговорил молодой человек, – Казимир Новицкий, а это Софья Арцеулова.