Дантон

И Неподкупный, отдавая полный отчет в сложности своего положения, начал неравную борьбу с Жирондой.

Первый раз он выступил против войны 12 декабря. Шесть дней спустя в ответ на очередную тираду Бриссо Робеспьер произнес у якобинцев блестящую разоблачающую речь. Его мудрые и веские слова не могли не приковать внимания слушателей.

— Прежде чем вторгаться в политику и во владения государей Европы, — сказал он, — обратите ваши взгляды на внутреннее положение страны; приведите в порядок свои дела, прежде чем нести свободу другим!..

Робеспьер прекрасно понимал, что война рано или поздно начнется. Но он считал, что содействовать ее ускорению безрассудно, и если не спешат союзники, то еще меньше оснований для спешки может быть у французов.

Главное зло, подчеркивал Робеспьер, не за рубежом, а во Франции, в Париже, возле трона, на самом троне. Пока контрреволюция орудует в правительстве, развязывание войны — не более чем авантюра. Король, его министры, генералы, офицеры — очевидные предатели и делают ставку на интервенцию. Для того чтобы победить, нужно в первую очередь ликвидировать внутреннюю опасность; без этого война не приведет ни к чему, кроме поражения.

Невзирая на сопротивление разъяренной Жиронды, Робеспьер бесстрашно продолжает борьбу.

Он не одинок.

Рядом с Неподкупным бьется Друг народа. С начала зимы Марат разворачивает на страницах своей газеты кампанию против войны.

А Дантон? Ведь его в это время уже считают одним из трех главных столпов демократии. Как же он реагирует на эту пламенную борьбу?..

Положение, в которое попадал Жорж, становилось весьма сложным и двусмысленным.

Внутренне он не мог не согласиться с аргументами Робеспьера: он видел, что агитация жирондистов сильно отдает авантюризмом. Его, как и Робеспьера, прежде всего беспокоила политика двора. Враг Лафайета, он должен был особенно насторожиться, узнав о предложении поставить опального генерала во главе армии.

Но, с другой стороны, он полагал, что выступать против Бриссо не имеет никакого смысла. С Брнссо его связывало слишком многое. В прошлом это были совместные действия и общие симпатии к орлеанизму. В будущем — далеко идущие планы, вплоть до надежды войти в состав правительства.

Жирондисты, зная о слабостях нового заместителя прокурора, не скупились на авансы и посулы.

Перед выборами в Коммуну газета Бриссо оказала Дантону энергичную поддержку. Когда он был избран, Бриссо писал, что «…этот выбор делает честь здравому смыслу парижских граждан…».

Позднее товарищи Бриссо, рассчитывая сформировать свой кабинет, резервировали якобы для Дантона портфель министра юстиции или даже министра внутренних дел.

Мог ли он остаться к этому равнодушным?..

Дантон выступил в Якобинском клубе 16 декабря. Это было его первое и последнее выступление по вопросу о войне.

Он начал с горячего панегирика Бриссо.

Бриссо объявлялся «колоссом свободы».

— Мы ждем от этого человека огромных услуг обществу, — вещал Дантон, — и уверены, что он не обманет наших надежд…

Похвалив вожака Жиронды, оратор решил перейти к сути дела.

Здесь он был предельно краток и резюмировал свои мысли в весьма уклончивой форме:

— Если вопрос состоит в том, чтобы окончательно знать, будет ли война, я отвечу: да, фанфары войны протрубят…

Это для Бриссо. А дальше — для Робеспьера:

— Но, господа, вопрос о том, когда будет война. Не после ли того, как мы внимательно познакомимся с ситуацией и все взвесим, не после ли того, как установим все намерения исполнительной власти, которая нам предложит войну?..

Более отчетливо свою мысль оратор не развернул. Намекнув Робеспьеру на возможность поддержки, он на деле не собирался оказывать этой поддержки ни в коей мере. Он кончил и удовлетворенный спустился с трибуны. Были ли удовлетворены те двое, ради которых произносилась сия «речь»? Они никак не высказались по этому поводу, но за них ответило будущее. В своих дипломатических комбинациях Жорж Дантон слишком часто забывал, что человек, садящийся между двумя стульями, рискует очутиться на полу…

После этого, со второй половины декабря до начала марта, Дантон молчит. В лучшем случае он ограничивается короткими репликами в дебатах по второстепенным вопросам.

— Я не агитатор, — оправдывался он позднее, говоря о своем «довольно тяжелом» молчании.

Он бесстрастно взирает на то, как Робеспьер задыхается в неравной борьбе с жирондистами: ведь теперь Неподкупный совсем один, ибо его верный союзник Марат, затравленный властями, вынужден покинуть столицу…

Тщетно осыпаемый бранью и клеветой, изнемогающий Робеспьер будет искать взглядом то место на скамьях клуба, где сидел обычно Дантон. Он не увидит запавших глазок титана. Нет, он не встретит поддержки.

Жоржа Дантона интересует сейчас совсем не Робеспьер.

Его внимание приковано к бриссотинцам.

Ну и ловкачи же они, однако! Как сумели одурачить народ, как тонко ему льстят и подыгрываются под его настроения! И как добиваются своих целей! Нет, фельянам и двору перед ними определенно не устоять!..