Дантон

Действительно, Аргонский лес был последним препятствием на пути интервентов к столице, последним рубежом, где французы могли удержать врага.

Но удержать врага могла лишь боеспособная и достаточно численная армия.

Франция ею не располагала.

Войско Дюмурье состояло из кадровых войск, сильно разбавленных плохо обученными новобранцами. Среди французских генералов и офицеров по-прежнему было много монархистов, втайне помышлявших об измене.

Союзники, кроме действующей армии, обладали нетронутым сорокатысячным резервом.

На какой резерв могло рассчитывать французское командование?

На измученную страну, бедствующий народ, жестокую междоусобную схватку, разгар которой совпал с вторжением иноземных армий.

Санкюлоты, щедро омывшие своей кровью Карусельную площадь в день 10 августа, считали победу, одержанную над деспотизмом, не концом, но лишь началом борьбы.

Прежде всего было необходимо добить контрреволюцию, покончить с аристократами, закрепить достигнутые успехи.

Повстанческая Коммуна с жаром отдалась этому делу. В первые же дни после восстания она провела многочисленные аресты среди явных и тайных роялистов, а также вырвала у Собрания декрет о Чрезвычайном трибунале, который должен был судить врагов народа.

Жирондисты попытались свести эти меры на нет. Всячески противясь новым арестам, они превратили трибунал в мертворожденный орган, который, вместо того чтобы карать изменников, оправдывал их.

Марат пламенно разоблачал происки партии Бриссо.

«…Низкие плуты, — писал он, — хотели еще накануне восстания декретировать контрреволюцию, предать народ кинжалам наемной солдатчины и погрести Париж под развалинами. Они превратились вдруг в честных людей, добродетельных граждан, неподкупных патриотов. Не сомневайтесь в том, что враги свободы будут вечно приспешниками деспотизма. Изменники будут постоянно замышлять гибель родины…»

Что же думал по поводу всего этого новый министр юстиции Жорж Дантон? Был ли он согласен с Бриссо и его друзьями, желавшими, как некогда их предшественники фельяны, остановить революцию? Или же он искренне сочувствовал санкюлотам и разделял их надежды?

Поначалу Жорж Дантон оставался верен своему кредо. Он не прочь был и дальше разыгрывать роль «третьей силы».

Но он лучше, чем окружавшие его, понял размер внешней угрозы.

Тем более что он знал нечто, чего не знали они…

Однажды ночью, когда Дантон вместе с Фабром и Демуленом занимался разбором бумаг, к нему в Канцелярию пришел старый знакомый по дистрикту Кордельеров, элегантный доктор Шеветель.

Доктор, заметно взволнованный, поведал друзьям о тайне, которая отягощала его душу.

Среди его пациентов был некто Ла-Руери, аристократ и маркиз. Шеветель, вылечивший Ла-Руери, стал пользоваться его доверием настолько, что оказался косвенно втянутым в антиправительственный заговор…

Путаясь и запинаясь, доктор кое-как изложил существо заговора. Маркиз и его сообщники сделали ставку на провинции запада — Вандею и Бретань. Бретонские крестьяне, забитые и невежественные, испокон веков жившие в патриархальных традициях, находились под сильным влиянием помещиков и контрреволюционного духовенства. Эти «благодетели» упорно внушали мужикам, что во всех их бедствиях повинны «смутьяны из Парижа».

Заговор пустил глубокие корни. Из Бретани в столицу посыпались миллионы фальшивых ассигнаций для размена на золото. Ла-Руери рассчитывал на поддержку англичан и прусско-австрийской армии. Он хотел приурочить начало восстания в Бретани к тому часу, когда интервенты одержат решающие победы в Шампани; планировалось даже, что бретонские роялисты вступят в Париж через Елисейские поля, в то время как союзники будут проходить через ворота Сен-Мартен и Сен-Дени…

Дантон хорошо понимал, что революционный Париж зажат в тиски. Внутри — армия социального врага, аристократы и фельяны, которые не желают признавать факта падения монархии и не теряют надежды на реванш. Они готовят заговоры в столице и провинции. И хотя часть их уже брошена в тюрьмы, они не стали менее опасны.

Этой армии противостоят парижские санкюлоты, возглавляемые Коммуной.

Извне — армии иноземного врага, которые одерживают успех за успехом и быстро движутся к своей цели.

Этим армиям нечего противопоставить.

Конечно, из санкюлотов Парижа и соседних департаментов можно было бы составить народное ополчение, бросить его на фронт и удержать противника, пока вступят в строй новые, регулярные части.

Но тогда армия внутреннего врага возобладает в Париже. Тогда не избежать контрреволюционного мятежа в сердце страны. А это при наличии интервентов, идущих с востока, и роялистов, подымающих голову на западе, будет означать неотвратимую гибель.