Дантон

И все же Дюмурье ошибается. Боязнь материалов Бертрана — это лишь частный момент, который не мог определить поведения Дантона в январские дни. Основа была глубже и заключалась в том, что Дантон, так же как и английский премьер Питт, понял полную невозможность спасения Людовика.

В октябре он говорил Ламету:

— Я сделаю все, если у меня будет хоть один шанс на успех. Но если я потеряю всякую надежду, объявляю вам: я не желаю, чтобы моя голова пала вместе с его головой. Я буду среди тех, кто его осудит…

Теперь шанса на успех не было. Это и определило дальнейшее поведение Жоржа.

Дантон вернулся в Париж 14 января, в день, когда началась подача голосов по вопросу о приговоре.

Характерно, что ни 14, ни 15 он не пошел в Конвент. Он все еще выжидал.

Зато 16 он явился, преисполненный бодрости, и голос его сразу же загремел на весь Манеж.

Он с жаром накинулся на жирондистов. Он решительно отбросил их попытку спрятаться за систему голосования: для осуждения короля не требовалось двух третей голосов, вполне достаточно было простого большинства, ибо простым большинством утверждалась республика! Столь же решительно отверг он последние надежды на акции зарубежных правительств: свободный французский народ не мог вступать ни в какие переговоры с тиранами!

Жорж был так активен и так бесцеремонно вмешивался в прения, перебивая других, что один из приятелей Бриссо не выдержал и со злобой воскликнул:

— Ты еще не король, Дантон!..

При поименном голосовании он заявил:

— Я не принадлежу к числу тех «государственных людей», которые не понимают, что с тираном не вступают в сделку, что королей нужно поражать только в голову, что Франции нечего ждать от Европы и надо полагаться только на силу нашего оружия. Я голосую за смерть тирана!..

Когда Дантон произнес эти слова, в рядах умеренных кто-то испустил возглас изумления; по-видимому, некоторые из жирондистов до конца надеялись на своего временного союзника. Впрочем, большинство их поступило так же, как он: боясь разгневанного народа, «государственные люди» проголосовали за смерть того человека, жизнь которого они так настойчиво и упорно отстаивали два с лишним месяца подряд.

Это было первое серьезное поражение Жиронды в борьбе против Горы.

Осужденный большинством голосов, Людовик XVI был казнен утром 21 января 1793 года на площади Революции при огромном стечении народа.

Момент казни предполагалось отметить пушечным выстрелом. Этого, однако, не сделали, ибо, по словам одного журналиста: «…голова короля не должна производить при падении больше шума, чем голова всякого другого преступника…»

Историки много спорили о причинах странного поведения Дантона в дни королевского процесса. Особенно непонятным казалось то обстоятельство, что он, монтаньяр, один из главарей Горы, долгое время хотел спасти монарха и в этом вопросе вольно или невольно оказался горячим союзником Жиронды.

Что побуждало его так действовать? Мягкосердечие? Или подкуп? А может, и то и другое?

Все это вполне допустимо. Дантон был доступен жалости и любил деньги. Но объяснять этим все — значило бы слишком примитивизировать великого якобинца. Дело было гораздо сложнее, и заключалось оно в общей политической линии Дантона — признанного вожака «болота».

Он никогда не был стопроцентным республиканцем, и новый строй Франции он принимал как неизбежное, но временное зло. Его идеалом оставалась «революционная монархия». Он, правда, давно уже разочаровался в Людовике XVI как короле. Но он не хотел его смерти, ибо не хотел полного разрыва с монархическими формами государства. Стать «цареубийцей» было для Дантона не легко, и он пошел на это только тогда, когда ясно понял, что его идеал в данное время абсолютно неосуществим, а сопротивление будет равносильно гибели.

Но когда он это понял, колебания его оставили. Он предвосхитил поведение Жиронды, отмежевался от нее, но потащил ее за собой. Бриссотинцы позже Дантона догадались о том, что их карта бита. Они слишком долго колебались и поэтому, капитулировав в вопросе о короле, все же не спасли себя от народной ненависти. И от этого их злоба к Жоржу Дантону, человеку, который их опередил и сумел выйти сухим из воды, стала еще большей.

От океана до Рейна

Через десять дней после казни Людовика XVI Жорж Дантон бросил с трибуны фразу, вызвавшую рукоплескания всего Конвента:

— Вам угрожали короли; вы швырнули им перчатку, и этой перчаткой оказалась голова тирана!

Речь Дантона от 31 января 1793 года снова была программной. На этот раз оратор наметил программу войны, войны против монархов Европы. Он четко изложил те желаемые результаты, к которым Франция должна была стремиться на поле брани.

— Я утверждаю, что напрасны страхи по поводу чрезмерного расширения республики. Ее рубежи точно определены самой природой. Мы ограничим ее со всех четырех сторон горизонта: со стороны Рейна, океана, Альп и Пиренеев. Границы нашей республики должны закончиться у этих пределов, и никакая сила не помешает нам их достигнуть…