Дантон

Сделку оформили по-царски. Мирабо получал сразу 208 тысяч ливров для уплаты своих долгов. Ему назначалось постоянное секретное жалованье в размере 6 тысяч в месяц. По окончании же сессии Ассамблеи граф Ла Марк должен был передать ему один миллион…

Миллион в перспективе! Мирабо чуть не задохся от радости. «Он обнаружил опьянение счастья, – писал Ла Марк, – и его восторг, признаюсь, несколько удивил меня…» Граф, разумеется, был шокирован несдержанностью своего компаньона. Но как тут было сдержаться! Как было не выразить восторг! На один миг великий хищник, как в капле воды, увидел все: роскошные дворцы, кареты, почести, пленительных женщин, власть… Все, о чем он годами мечтал, к чему всегда стремился, ради чего был готов продать душу и совесть!..

По условиям договора Мирабо был обязан… «помогать королю своими знаниями, силами и красноречием». Он сразу же развил бурную деятельность. С одной стороны, ведя хитрую парламентарную игру в Учредительном собрании, с другой – он начал приводить в движение тайные пружины, которые должны были спутать карты новых правителей и помочь монарху в осуществлении его. планов.

В конце декабря 1790 года Мирабо рекомендует двору организовать специальное бюро тайной полиции и пропаганды. Агенты этого бюро должны будут знать все, что происходит в клубах, оказывать давление на руководителей народных обществ, распространять с помощью продажных журналистов монархические статьи, подкупать депутатов Собрания и других видных деятелей.

Рекомендация была принята. С января 1791 года бюро начало функционировать. Во главе его по совету того же Мирабо был поставлен прежний судья Шатле, член Учредительного собрания, имевший широкие связи у якобинцев, Омер Талон. В марте бюро получило в свое распоряжение огромную сумму денег, одним из распорядителей которых стал министр иностранных дел Монморен.

Машина заработала. Вскоре стали видны первые результаты.

Когда в ноябре 1790 года Жорж Дантон громил министров и добился их ухода, никто не придал большого значения одной его оговорке: оратор ни словом не упрекнул министра иностранных дел Монморена, напротив – вещь на первый взгляд непонятная – воздал ему хвалу от имени народа…

Монморен, как установлено, был одним из главных распорядителей цивильного листа и отпускал средства на политический подкуп.

Случайное совпадение, скажет читатель. Возможно.

В январе Дантон вдруг по непонятной причине оказывается избранным в Департамент – не без протекции Мирабо, как утверждает молва.

Молва, конечно, может и ошибаться. Еще одна случайность. Тоже возможно.

Имя Дантона все чаще мелькает на страницах секретной переписки. Сам Людовик XVI, адресуясь к своему тайному агенту, называет Дантона среди тех «…смелых людей, известных честолюбием и склонностью к интриге…», на подкуп которых двором затрачены огромные средства.

Король мог быть неосведомленным? Мог, конечно.

Но вот наступает конец случайностям. В одном из писем, подлинность которого неоспорима, между прочим, попадаются слова:

«…Дантон получил вчера тридцать тысяч ливров…»

Автор письма – Мирабо. Письмо написано в крайне непринужденном, интимном тоне. Адресат – Ла Марк. Мирабо жалуется на Дантона. Мирабо считает, что тридцать тысяч Дантону дали зря, так как он не выполняет взятых на себя обязательств.

Письмо заканчивается глубокомысленным заключением:

«…B сущности, большая глупость не быть мошенником в этом низком мире…»

Скажем сразу: это единственная прямая улика против Дантона. Но улика убийственная. И главное, при сопоставлении с другими материалами, а таковых великое множество, она их полностью подтверждает и объясняет.

Все это относится к марту 1791 года, то есть времени, когда Дантон делает свои первые земельные приобретения…

По-видимому, весной этого года из королевских фондов черпали очень многие. И вообще брали многие и у многих. Буржуазия, ценившая больше всего на свете деньги, обнаруживала продажность у колыбели своей истории. Король платил щедро, еще щедрее платил герцог Орлеанский, мечтавший о королевском престоле.

– Почему не взять то, что легко дают? – рассуждали скороспелые политики.

Некоторые честно отрабатывали. Другие – только брали, но делали по-своему. К числу последних причислял себя и Жорж Дантон.

Мирабо думал превратить трибуна кордельеров в своего человека. Он готов был пойти на затраты: платил-то ведь он не из своего кармана! Но Жорж не стал «маленьким Мирабо», предпочитая оставаться «большим Дантоном».

А деньги, полагал он, не имеют запаха…

В марте – апреле он вновь переходит в атаку. Как бы стыдясь своего тайного падения, он с особенной яростью выступает против двора и агентов исполнительной власти. Он рычит и у кордельеров и в Якобинском клубе. Обрушившись на одного члена клуба, который скрыл, что назначен правительством на государственную должность, Дантон заявляет, что поддерживать подобного предателя могут только рабы!

Он требует созыва нового, Законодательного собрания, он громко спорит с теми, кто считает, что революция уже сделала свое дело.

– По-видимому, – заявляет он, – придется восполнить революцию!..