Дантон

Письменный стол, крытый зеленым сукном, казался гигантским саркофагом. Справа от стола располагались отделанное бронзой массивное бюро и узкая оттоманка, слева – маленький столик и несколько стульев для посетителей. По стенам тянулись восемь шкафов, плотно набитых книгами, газетами и картонными папками. Убранство комнаты дополняли два высоких бронзовых канделябра, стоявших по обе стороны стола.

Да, теперь господин адвокат мог не краснеть перед своими клиентами. В таких хоромах не было зазорно принять и министра!

Министры действительно появились.

Сам Ломени де Бриен, генеральный контролер финансов и земляк Дантона, ведет с ним переговоры. Его подзащитным становится будущий хранитель государственной печати Луи Франсуа де Барантен. Принц де Монбарей, маркиз Кле де ля Девез, виконты Кайла и многие другие видные аристократы обращаются к нему с просьбами и поручают тяжбы.

И потомок шампанских мужиков Жорж Жак Дантон не подводит своих родовитых доверителей.

В звучных речах он прославляет доблесть знатных на государевой службе и на полях сражений. Он хлопочет об утверждении их титулов и денежных интересов. Он обосновывает их наследственные права и привилегии. Он щедро расшаркивается перед царедворцами и королями.

Правда, очень часто молодой адвокат говорит и о другом.

Он в изобилии защищает дела о буржуазной собственности, о материальных претензиях корпораций и отдельных лиц податного сословия.

Иногда не пренебрегает даже тяжбами ремесленников и крестьян.

И всюду Дантон оказывается на высоте.

Каждый раз он прекрасно играет свою роль.

Сильный, высокий, безобразный, он очень импозантен в своей черной мантии с большим белым жабо, в белом парике и четырехугольном токе.

Когда он поднимался к барьеру, публика настораживалась. Он начинал говорить, и его речь шла под аккомпанемент непрерывных рукоплесканий.

Как он говорил! Голос его был необъятным. Казалось, он может перекричать любую стихию. Он никогда не писал своих речей. Он импровизировал. Импровизировал блестяще. Он мог выступать с равным успехом на любую тему. Почти все дела, за которые он брался, были выиграны.

За два года службы в Королевских советах Дантон достиг многого. Он оплатил меблировку своей квартиры, рассчитался с папашей Шарпантье и приступил к возмещению главного долга.

Для делопроизводства были наняты два клерка: давнишний знакомый Жюль Паре и некто Дефорг, молодой человек, отличавшийся усердием.

В мае 1788 года Габриэль принесла мужу первенца. Дедушка Шарпантье, умиленный этим событием, решился на ответственный шаг.

Он продал кафе «Парнас» и купил благоустроенную ферму в пригороде Парижа, близ Фонтенэ.

Теперь Дантоны, кроме городской квартиры, могли располагать превосходной виллой.

Все продолжало идти как в сказке.

Но 1789 год уже наступил.

Частная жизнь господина д'Антона приближалась к неожиданному кризису.

Франция бурлила, как гигантский котел. Правительство зашло в тупик, и чем дальше, тем более запутывалось в собственных тенетах.

Давно уже ободранные плебеи и мирные буржуа оставили надежды на «доброго» короля Людовика XVI. Толстяк был не лучше своих предшественников. Взбалмошная Антуанетта диктовала министрам законы, подсказанные ей самой придворными любимцами. Тюрго, посягнувший на привилегии знати, быстро получил отставку, а его преемники вернулись к старой песне.

«Мучная война» была лишь прелюдией новых восстаний, охвативших всю страну.

В Версале еще продолжали танцевать и веселиться, но острый дефицит набрасывал петлю на блистательнейший из дворов Европы.

И настал день, когда под дамокловым мечом банкротства правительство оказалось вынужденным вернуться к мысли Тюрго о реформе налоговой системы: без обложения привилегированных сословий – дворянства и духовенства – нечего было и думать о разрешении финансового краха.

Но привилегированные оказали сокрушительный отпор правительству. Тщетно король обращался к нотаблям, тщетно министр Ломени де Бриен давил на парламент.

И тогда-то был брошен лозунг о созыве Генеральных штатов, как последней мере спасения. На это архаическое учреждение, не собиравшееся более ста лет, возлагали надежды и король, и привилегированные, и нация.

Правительство думало, что нашло выход.

В действительности же это был порог революции.

По временам, отвлекаясь от своих обычных дел, Жорж задумывался.

Он связал свою судьбу с магистратурами старой монархии и боялся ее крушения. «Разве Вы не видите, что надвигается лавина?» – писал он своему могущественному доверителю де Барантену в 1788 году.

А при вступлении в должность он произнес необычную речь, последние фразы которой звучали как заклятие:

– Горе тем, кто готовит революцию! Горе тем, кто ее совершит!

Но жизнь не вняла призывам господина д'Антона.

2. КАПИТАН ГВАРДИИ СВОБОДЫ (АПРЕЛЬ – СЕНТЯБРЬ 1789)

С кем ты, Дантон?