Данвичский роман (ЛП)

Конец дела Данвича оставил очевидным, что рукописные записи Уилбура Уэйтли были переданы во владение известного доктора Генри Т. Армитеджа (главного библиотекаря Мискатоникского университета, а также обладателя докторской степени в Принстонском университете и степени доктора наук в Университете Джона Хопкинса). Доктору Армитеджу причитается большая заслуга в том, что он расшифровал сложный код анаграммы, в которой были зашифрованы эти записи; и характер собранной информации даёт более чем разумные выводы о том, что указанные данные никогда не публиковались. Вместо этого в фальшивом объяснении, придуманном властями, ложно утверждалось, что записи - всего лишь чепуха, отчёт, который было гораздо легче преподнести всем, кто мог быть заинтересован в этом.

Повторюсь: существование этих записей подтверждено. Однако нельзя отрицать следующее: не все записи Уилбура Уэйтли попали к доктору Армитеджу.

Глава вторая

Сэри Слэддер занималась своей работой весьма творчески, за каменным забором, обнесённым шиповником, который проходил параллельно с каким-то убогим пастбищем на западной окраине Данвича, когда её мрачная и весьма посредственная жизнь изменилась навсегда. Хотя по мнению большинства местных жителей она была привлекательна телом, неопрятная двадцатитрёхлетняя девица уже давно смирилась с существованием сомнительного питания (в котором сперма играла удручающе большую роль) и бедности, столь абсолютной, что её лучше оставить без внимания. Любое мировоззрение или личное учение, которое могло быть порождено её серым веществом, останутся столь же нераскрытыми; однако было бы уместно передать несколько слов её внешнему виду: очень длинные смолистые волосы; округлые очертания до сладострастной степени, но в то же время крепко поджарые; с достаточной грудью и набухшими сосками; с кожей, которая была, как говорят, алебастрово-белой. Губы - если уж на то пошло, чрезмерно пухлые - украшали рот без передних зубов благодаря отцу, чей взрывоопасный характер был слишком обычным явлением среди мужчин Данвича; однако это несчастье обратилось ей на пользу, поскольку Сэри вскоре определила акт проституции как её единственный возможный способ получения дохода (более половины её занятий в этой печальной и бесконечной торговле состояли из «оральной помощи», и вышеупомянутые отсутствующие зубы в значительной степени повысили эффективность службы). Однако все её физические соблазны заканчивались на её лице: нападение мастифа в очень юном возрасте оставило её без одного уха и покрытую шрамами на обеих щеках; у неё был безнадежно свёрнутый в сторону нос (спасибо также её пьянице отцу); и абсолютно неизменная дерматологическая вспышка на лице. Менее добрые жители Данвича называли её «Тушёное лицо». Но другим отклонением, которое, как например, выбитые зубы, изменило её жизнь к лучшему, была тяжёлая инфекция носовых пазух в младенчестве, которая полностью стёрла её обоняние; следовательно, даже не подозревая об этом, нищенское существование Сэри стало более щадящим, поскольку пах жителей Данвича не был известен своей безупречной чистотой.

В этот момент Сэри оказалась на менее выгодном конце неверного делового предложения. Десять центов - это всё, что она просила, но цель её торговли сегодня, дородный, с заячьими губами Руфус Хатчинс, сын землекопа и алкоголика по имени Элам, сделал альтернативное предложение:

- Хорошо, у меня есть десять центов, Сэри, но у меня есть ещё десять...

- Десять... что? - спросила Сэри, не понимая, что он имел в виду.

БАМ!

Раздался мясистый звук удара кулака по её лицу.

- Десять костяшек пальцев, грязная шлюха! - ответил Руфус, произнеся «шлюха» как «шлу-у-уха» на своём странном диалекте.

Он засмеялся и увидел, как Сэри рухнула на травянистую тропу у забора. Её чувства кружились; она видела пресловутые звёзды, когда большие, грубые, как наждачная бумага, руки стягивали её фланелевое платье и бродили по обнажённому телу. Кончики пальцев касались её сосков; кулак сжал волосы на её лобке и дёрнул, и она вскрикнула.

- Я собираюсь разорвать эту «киску» своим членом, ага, - заверил Руфус, поскольку орган, о котором говорилось, уже был извлечён.

Он болтался наполовину безвольно, но когда - чёрт возьми! - он ударил её ещё раз по голове, орган поднялся с такой скоростью, что можно было подумать, что он подпружинен. Зрение Сэри расплылось; ей удалось справиться с бессвязностью через вызванный кулаком ступор, но когда она попыталась ударить по искривлённому лицу Руфуса, её рука только шлёпнулась.

- Мой отец ебал тебя, - напомнил ей Руфус. - Сказал, что твоя дыра воняет хуже, чем куча лосиных кишок в лесу в летний месяц!

А затем оттолкнул её лицо набок, обнажив непривлекательное отверстие в том месте, где ей откусили ухо, и, по какой-то причине, только такому невменяемому, как Руфус, пришло на ум обильно сплюнуть в это отверстие. Этих нескольких мгновений хватило, чтобы Сэри немного оживилась; она крутила головой взад и вперёд, как будто пытаясь слить мокроту из ушной раковины, и кричала: