Читаем Дао дэ цзин полностью

Когда кто-то хочет завладеть миром и переделать его,Я вижу, что он не добьется своей цели.Мир – божественный предмет, переделать его нельзя.Кто будет его переделывать, погубит его;Кто будет держаться за него, потеряет его.Среди вещей одни действуют, другие следуют,Одни пышут жаром, другие источают холод,Одни сильны, другие слабы,Одни расцветают, другие клонятся к упадку.Вот почему премудрый человек отвергает крайности, отвергает излишества, отвергает роскошь.Примечания к переводу

1. В начальной строке словосочетание вэй чжи имеет значение «нарочно воздействовать на что-либо». Такое внешнее воздействие противоположно даосскому идеалу «неделания» как действия изнутри, чистой действенности действия. Последний знак и обычно трактуется как служебное слово, которое обозначает конец предложения. Согласно толкованию Хэшан-гуна (Ван Би оставляет эту фразу без комментария), «тот, кто хочет управлять людьми, не сможет обрести Небесный Путь и людские сердца». Между тем Су Чэ предлагает совершенно иную трактовку: он полагает, что мудрый правитель (в соответствии с наставлениями древних даосов) должен управлять, делая лишь то, чего «не может не делать», и потому он «не может не принять мир под свое правление». Первую же часть фразы на этом основании он понимает в том смысле, что правителю «вручают мир на царствие». Это толкование откровенно противоречит следующей строке, но Су Чэ толкует ее в том духе, что правитель в действительности не воздействует на мир.

2. Философема «божественного», или «духовного», предмета имеет своим прообразом ритуальный сосуд. Хэшан-гун отождествляет «духовный предмет» с человеком (так делал уже Конфуций), добавляя, что «духовные предметы любят покой, и ими нельзя управлять по своему произволу». Ван Би дает предельно отвлеченное толкование: «Дух – это нечто, не имеющее формы и предела, а предметы образуются от скопления чего-то. Духовный предмет – это скопление, образовавшееся из бесформенного». Можно, впрочем, почти не сомневаться, что изначальное понятие «духовного сосуда» обозначало нечто священное, внушающее благоговейный трепет и исключенное из сферы инструментальной полезности. В данном случае речь идет, очевидно, о «мире в целом», который не был создан человеком и не может быть предметом его воздействия хотя бы потому, что человек – сам часть мира.

3. Строка 9 в списке Ван Би гласит: «Одни ломаются, другие рушатся». Этому варианту следуют большинство западных переводчиков. В списке Хэшан-гуна сказано: «Одни благополучны, другие в опасности». Между тем в списке Фу И, а также в мавандуйских списках данная строка записана так, как представлено в данном переводе. Этот вариант согласуется с контекстом, где фигурируют антиномические оппозиции, и его принимают большинство современных исследователей.

4. Последнюю строку Хэшан-гун разъясняет следующим образом: «крайности» означают увлечение непристойными звуками и зрелищами, «излишества» означают богато украшенные одежды и изысканные яства, «роскошь» означает изящные дворцы и высокие террасы. Некоторые позднейшие комментаторы приписывают иероглифу тай («роскошь») более отвлеченный смысл: все, что «выходит за пределы простого и легкого» («простое и легкое» – классическая формула истины из «Книги Перемен»). У И предложил свое толкование, согласно которому здесь имеется в виду «поклонение перед вышестоящим» и, следовательно, «чрезмерные упования». Мнение У И представляется неубедительным.

5. В этой главе рифмуются строки 6 – 9.

Комментарии
Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука