Читаем Дао дэ цзин полностью

1. В 1-й и 2-й строках мы встречаем частое у Лао-цзы (см. главы XII, XIX, LII, LXV) противопоставление человеческого «многознайства», «умственной изощренности» истинной просветленности духа, которая сопутствует постижению своей «природы», или изначальной матрицы жизненного опыта. Комментарий Хэшан-гуна: «Мудрый знает, что его разумение ничего не стоит, поэтому он обращает слух к неслышимому и обращает взор вовнутрь к бесформенному. Вот что такое просветленность». Согласно Су Чэ, «мудрый ничего не разделяет, и поэтому его знание освещает самое себя». Люй Хуэйцин в свою очередь напоминает, что у Лао-цзы «просветленность» есть «знание постоянства».

2. В 4-й строке единственный раз в «Дао дэ цзине» знак цян («сильный», «твердый») употреблен явно в положительном смысле. Вероятно, имеется в виду сила внутреннего совершенства, покоряющая без принуждения (недаром термин дэ многие западные переводчики переводят именно словом «естественная сила», «благая сила»).

3. Строку 5 можно истолковать также: «Знать, когда имеешь достаточно…» Речь идет о даосском пути совершенствования, требующем осознать, как было отмечено в комментариях к предыдущей главе, что для мудреца все наличное – уже лишнее.

4. Строка 6 представляет собой, скорее всего, иронический комментарий на конфуцианскую тему пестования моральной воли. Хэшан-гун, впрочем, трактует ее в позитивном ключе: речь идет о том, кто «стремится к Пути, и Путь тоже стремится к нему». А. Уэйли красиво противопоставляет 6-ю и 7-ю строки: «Не that works through violence may get his way; but only what stays in its place can endure». Правда, в 7-й строке не указано, чего именно не теряет мудрый. Большинство переводчиков следуют интерпретации А. Уэйли.

5. В даосской традиции последняя строка воспринималась как декларация жизненного идеала: стяжать вечную жизнь в преображенном теле после смерти бренного физического тела. Впрочем, Хэшан-гун еще не дает такой трактовки: «Того, кто не смотрит попусту, не слушает попусту, не говорит попусту, мир не будет ненавидеть, и он сможет наслаждаться долгой жизнью». Учение древних даосских философов допускает и иное понимание этой фразы: речь идет о том, чтобы не умереть преждевременно прожить целиком свой жизненный срок. Наконец, в обоих мавандуйских списках данная фраза выглядит следующим образом: «Кто умирает и не предается забвению, живет вечно». Речь идет, таким образом, о распространенном и в Китае отождествлении личного бессмертия с культурной памятью. Такая трактовка отчасти свойственна комментарию Ван Би: «Тело умирает, а добродетель живет – тем более это справедливо, когда тело живет и Путь не гибнет!». Такая трактовка особенно отчетливо представлена в переводе А. Е. Лукьянова: «Отдавший жизнь, но не забытый – увековечен».

6. В этой главе рифмуются строки 2 и 4, 5 и 6, 7 и 8.

Комментарии

«Опознание совершенства»: так названа эта глава у Хэшан-гуна. Человек – сам себе единственный друг и единственный враг. Наши победы и наши поражения – в нас самих. Вот общеизвестные истины, о которых никогда не перестанут напоминать в мире. Но есть и еще одна, может быть, самая универсальная и общепонятная истина: совершенство доступно только тому, кто сумеет превзойти собственное величие и научится все сохранять, ни за что не держась. Восхитительная и пугающая способность, ибо, как сказал Э. Сьоран, «только безумец способен переходить от ночного существования к дневному, ничего не теряя». Но, как заметил еще раньше Борис Пастернак, «безумие – естественное бессмертие».

Комментарий Ли Сичжая: «Вся тьма вещей сходится во мне. Обращая взор внутрь себя, понимаешь, что самого себя себе достаточно. Возвращаясь к пустоте и самоотсутствию Пути, постигаешь Незыблемое, где нет ни прошлого, ни настоящего и все происходит само собой. Когда не теряешь того, что принадлежит этому состоянию, жизнь и смерть видишь, как утро и вечер, живешь – и ничего не имеешь, умираешь – и не гибнешь. Вот что такое вечная жизнь».

<p>XXXIV</p>Великий Путь разливается привольно!Он может быть и слева, и справа.Все вещи опираются на него, чтобы жить,И он их не отвергает,Во всем достигает успеха,И не имеет славы.Он одевает и кормит все вещи,Но им не хозяин,Вечно лишенный желаний –Его можно причислить к тому, что мало.Все вещи вверяют себя ему,А он все же им не хозяин –Его можно причислить к тому, что велико.Оттого, что он никогда не считает себя великим,Он и может воистину быть велик.Примечания к переводу
Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука