Дао физики

Но мудрец не находится исключительно на этом высоком уровне; его равно интересуют и мирские дела. Он объединяет в себе две взаимодополняющие стороны человеческой природы: интуитивную мудрость и рациональное знание, созерцание и общественную активность, — которые традиционно ассоциируются в китайской культуре с образами мудреца и правителя. По словам Чжуан-цзы[71], полностью реализовавшие себя личности благодаря спокойствию становятся мудрецами, а благодаря своей деятельности — правителями[72].

В VI в. до н. э. два направления китайской философии развились в две самостоятельные философские школы: конфуцианство и даосизм. Конфуцианство — философия общественного устройства, здравого смысла и практических знаний. Она дала китайцам систему образования и строгие предписания общественного поведения. Одной из его целей было создание этической основы для традиционной китайской системы родственных отношений, со сложной структурой и ритуалами почитания предков. А сторонники даосизма в первую очередь интересовались созерцанием природы и постижением ее Пути, Дао. По мнению даосов, человек достигает счастья тогда, когда следует естественному порядку, действуя под влиянием импульсов и доверяя интуиции.

Эти два направления — два полюса китайской философии, но люди всегда видели в них противоположные стороны единой природы человека и поэтому считали их взаимодополняющими. К конфуцианству обращались, обучая детей, которым надлежало усвоить правила и установки общества. Даосизму обычно следовали пожилые люди, которые хотели восстановить и развить утраченную интуитивность, подавленную условностями общества. В XI–XII вв. неоконфуцианцы попытались объединить в рамках своей школы конфуцианство, буддизм и даосизм. Лучше всего это удалось Чжу Си (1130–1200) — одному из величайших китайских мыслителей, сочетавшему конфуцианскую ученость с глубоким знанием буддизма и даосизма и включившему элементы всех трех учений в свою синтетическую философию.

Конфуцианство получило свое название от имени Кун Фуцзы, или Конфуция — знаменитого мыслителя и наставника множества учеников, который видел свою основную задачу в том, чтобы передать древнее культурное наследие подопечным. При этом он не ограничивался простой передачей знаний, интерпретируя традиционные представления в соответствии со своими представлениями о морали. Он учил, опираясь на так называемое Шестикнижие (древние произведения по философии, ритуалам, поэзии, музыке и истории, духовное и культурное наследие «святых мудрецов» Древнего Китая). Китайская традиция связывает эти сочинения с именем Конфуция: он был либо их автором, либо составителем, либо комментатором. Но современные исследования установили, что ему нельзя приписать ни одну из этих ролей в отношении какой-либо части классического Шестикнижия. Его взгляды стали известны благодаря сочинению «Лунь-юй», или «Аналектам Конфуция» — собранию афоризмов, составленному его учениками.

Основателем даосизма был Лао-цзы, чье имя буквально означает «Старый Наставник» и который, согласно легенде, был старшим современником Конфуция. Ему приписывается авторство основного даосского произведения — сборника афоризмов. В Китае его обычно называют просто «Лао-цзы», а на Западе оно получило название «Дао дэ цзин», или «Книга о Пути и Добродетели». Я уже упоминал о парадоксальном стиле и мощном и поэтичном языке этой книги, которую Джозеф Нидэм считает «вне всякого сомнения, самым глубоким и красивым произведением на китайском языке»[73].

Второе важное даосское сочинение — «Чжуан-цзы», которое гораздо больше «Дао дэ цзин» по объему. Его автор, Чжуан-цзы, по легенде, жил двумя столетиями позже Лао-цзы. Согласно современным исследованиям, «Чжуан-цзы», а может, и «Лао-цзы», не могут быть приписаны конкретным авторам: скорее, это компиляции даосских трактатов, созданные разными авторами в разное время. И «Аналекты» Конфуция, и «Дао дэ цзин» написаны емким языком, с утвердительным подтекстом, характерным для китайского образа мышления. Китайцы не любят абстрактные логические рассуждения, а их язык совсем не похож на западный. Иероглифы могут выступать в нем в роли существительных, прилагательных или глаголов, а порядок слов определяется не столько грамматикой, сколько эмоциональным содержанием предложения. Слово в классическом китайском — не абстрактный знак, соответствующий четко очерченному понятию. Скорее, это звуковой символ, богатый подтекстами, способный вызывать в сознании неразделимую связь пиктограмм и эмоций. Говорящий китаец стремится не столько сообщить некую цепочку интеллектуальных рассуждений, сколько поразить и повлиять на слушателя. На письме иероглиф представлял собой не абстрактный знак, а модель, «гештальт» (цельный образ сознания), отражавший связь между изображением и значением слова.