Дао - путь воды

Когда я впервые оказался в Америке, я с удивлением обнаружил, как трудно здесь людям прикоснуться друг к другу, насколько они не желают делить между собой простейшие эмоции. Алан не был исключением. Мы сразу же почувствовали симпатию друг к другу, он раскованно выражал свои чувства и обнимался только после танцев. Для того же, чтобы расслабиться и начать танцевать так легко и радостно, как он это обычно делал, ему часто нужно было выпить. Я всегда чувствовал у Алана какое-то напряжение; я видел, какие ему приходится прилагать внутренние усилия, чтобы отказаться от своего интеллектуального бремени.

Для Алана его паломничество в страну Востока было нелегким, поскольку он относился к людям, которые сами себе создают ловушки из слов, а затем ищут извилистый путь. На последней странице автобиографии "На моем пути" Алан пишет: "Как философ, я годами пытался выразить самое существенное, однако на словах нее это оказывается неправильным - черно-белым, без красочных цветов... Когда пытаешься остановить жизнь с помощью слов, получаешь банальный формальный нигилизм, в котором вселенная видится как "история, рассказанная идиотом, полная шума и неистовства, не значащая ничего". Однако это "превращение в пепел прямо во рту" является следствием попыток ухватить то, что может прийти только само по себе". Быть может, тогда он был на грани отказа от "попыток ухватить" и это нечто уже начинало приходить к нему само по себе?

После года, проведенного в доме отца в Китае, я снова увиделся с Аланом Уотсом. До этого я четырнадцать лет прожил в Америке, но вернувшись в Калифорнию опять, я потерял себя среди многих своих личностей и не мог понять, кто я. Я поочередно оказывался то на одном, то на другом берегу своей жизни и все никак не мог решить, где же моя родина. Алан подтвердил мою веру в то, что стремление к равновесию Востока и Запада является сутью моего личного духовного поиска. В Алане я увидел редкого, удивительного человека, который был одновременно и восточным и западным. По своему желанию, он мог быть и таким и таким - легко преодолевая барьер, воздвигнутый образованием и жизненным опытом. В отличие от многих людей Запада, которые, стремясь выглядеть восточными, отказываются от своей культуры, Алан умел просто быть собой. Он знал, что голубоглазый белокожий гуру может быть столь же непостижимым, сколь и узкоглазый желтокожий. У него не было оснований сторониться Востока или Запада.

Своими успехами и неудачами Алан еще раз напомнил нам о совершенстве и мимолетности жизни. Он показал нам, как восточная философия постепенно проникает на Запад, пока мы с сожалением наблюдаем, как нежный Восток исчезает, уступая требованиям современной технологии и индустрии. В наши дни не остается сомнений в том, что на Востоке появляются все новые и новые дымовые трубы и великие мастера мудрости одни за другим переселяются в горы или центры духовного роста на Западе. Я готовлю своих американских друзей к тому, что следующий китаец, которого они встретят, будет в совершенстве владеть техническим жаргоном и не иметь ни малейшего представления ни о тай-цзи, ни о Дао. Большинство тех, кто разделяет мой интерес к Востоку и кого я назвал бы своими братьями по духу, оказались людьми Запада.

Старая китайская притча повествует о том, как две самые быстрые лошади начали скачки, когда солнце было у них сзади, на востоке, а закончили, когда оно оказалось перед ними, на западе. В "Паломничестве в страну Востока" Германа Гессе и в "Путешествии на Запад" У Чэн-Аня речь, по существу, идет об одном и том же. Что есть Восток, что есть Запад? Как могут слова Дао и Dow звучать одинаково и в то же время быть столь различными по смыслу? По-китайски, слово "восток-запад", составленное из двух иероглифов, означает "вещь", "нечто", - а может быть даже "ничто".

Заметка о каллиграфии

Китайские иероглифы, появившиеся на обложке и внутри этой книги, были выполнены в духе Дао. После каждого периода интеллектуальной работы над главами этой книги, я готовил кисти и чернила и начинал каллиграфическую медитацию на тему Алановых слов и мыслей, позволяя им двигаться вместе с моим телом до тех пор, пока их нельзя будет отличить от танца. Все еще танцуя, я разворачивал лист рисовой бумаги и позволял им случаться, непрерывно перемещая пропитанную чернилами кисть, не останавливаясь для раздумий.

Путь Воды не есть путь одного человека. Это вселенский путь. Каллиграфия, выполненная мной, не является исключительно моей; это также каллиграфия Алана Уотса, поскольку когда я выписывал эти извилистые слова, во мне воплощалась его духовная энергия. Эта также и ваша каллиграфия, наш читатель, если вы станете вместе с нами на Путь Воды.