Дверь еле заметно дернулась. Если бы Пащенко не смотрел внимательно на ее полотно, то даже не заметил бы этого. Вот дернулась еще раз. Видимо, Вилка с той стороны пытался ее открыть.
– Это ты держишь дверь? – раздался явно обеспокоенный голос его друга. – Паха, кончай прикалываться!
– Да это не я!!! – закричал Пащенко и с разбегу ударил в дверь плечом.
С таким же успехом он бы мог пытаться проломить стену в метре от двери. Она даже не дрогнула под его напором. Пару раз ударив ногой, он услышал, как с той стороны Вилка барабанит в дверь кулаками.
– Боря! Подожди… – Пащенко хотел скоординировать их действия, но тот продолжал стучать в дверь. – Подожди ты!..
И вдруг страшная догадка посетила Пащенко. Она была просто невероятной, но в этот вечер случались уже столько странного и не вписывающегося ни в какие разумные и неразумные рамки!.. Дождавшись, когда Вилка перестанет барабанить в дверь, он спросил:
– Боря, ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
– Боря! – Теперь уже Пащенко сам постучал в вдерь.
Всё та же тишина, подтверждающая, что находящийся в каком-то метре за дверью Ложкин не слышал ни его голоса, ни стука.
Пащенко даже приложил ухо к полотну двери. Услышал тихий, издевательский смешок – и в этот момент с той стороны, заставив его отпрянуть, Вилка вновь забарабанил кулаками и заорал:
– Паха, выбей дверь!!! Помоги!!!
Каждый звук, каждая нотка голоса выдавала неописуемый ужас, охвативший его обладателя. Ужас этот с легкостью преодолел закрытую дверь и начисто смёл все барьеры, которые еще могла выставить воля и разум Пащенко. Он попятился от двери и уперся спиной в противоположную стенку, прилипнув к ней.
Ему показалось, что сквозь производимый Вилкой шум, он услышал чей-то голос, и одновременно с этим Ложкин перестал вдруг барабанить в дверь.
После пары секунд невыносимой тишины из-за двери раздался жуткий приглушенный вопль и четкий звук падающего тела.
Пащенко хотел кинуться прочь, но его ноги приросли к полу, а спина прилипла к стене, и никакие силы не могли оторвать их. Взгляд же впился в белое полотно двери, а сознание умоляло: «Только не открывайся! Только не открывайся!».
Но мольбы эти не были услышаны.
Дверь стала медленно открываться, играя на натянутых в струну нервах подростка мелодию ужаса. Каждый приоткрывшийся сантиметр увеличивал её громкость в геометрической прогрессии, заставляя Пащенко сильне вжиматься в стену.
Открывшаяся картина просто парализовала его.
В дверях стояла облаченная в длинный черный балахон фигура, из-под капюшона которой на Пащенко смотрела жуткая черно-белая маска с вытянутым и словно застывшим в крике ртом. Скрывавшийся под ней человек, поправил капюшон так, что эта маска стала не видна, но зато Пащенко разглядел в его руке окровавленный кинжал. Другой рукой маньяк держал за шиворот в полулежачем положении бесчувственное тело Вилки, голова которого была запрокинута назад, а с шеи капала на пол густая красная кровь…
У Пащенко промелькнула мысль, что кто-то разыгрывает с ним ту же шутку, которую они всей четверкой разыграли с Последним, но в этот момент маньяк выпустил из рук шиворот Вилки, и голова того с жутким глухим звуком стукнулась о кафельный пол. И звук этот послужил для Пащенко чем-то вроде выстрела стартового пистолета, и он со всех ног бросился наутёк.