Дар

Рита не стала возражать. Пусть она не могла увидеть Веру Никифоровну сама, но думала, что ей станет легче, если увидит Марк. Дежурный врач был недоволен таким поздним посетителем, но отказать коллеге хотя бы в этом не смог. Марку даже показалось, он испытывает неловкость за то, что не пустил саму Риту.

– Только аккуратно, – велел он, проводя Марка по длинному, хорошо освещенному коридору реанимации, где даже в такой поздний час не прекращалась жизнь: из палаты в палату сновали озабоченные врачи, о чем-то переговаривались в коридоре медсестры. Краем уха Марк уловил упоминание о смерти Карпова, но в данный момент ему было плевать на него. – Ей сейчас противопоказаны любые, даже минимальные волнения.

Марк заверил врача, что волнений он не доставит, хотя на самом деле ему хотелось схватить Веру Никифоровну за шиворот и хорошенько встряхнуть, а потом поинтересоваться, почему она не сказала Рите имя своей бабки. Умом он понимал, что Лиза не дала бы связаться с ней, даже если бы они с самого начала знали ее имя, но ум сейчас слабо ему повиновался. Слишком много всего произошло за последние сутки.

Вера Никифоровна лежала в большом боксе одна, вторая кровать оказалась пуста. Подобные помещения, чистые, светлые, напичканные настолько крутой техникой, что ей могла бы позавидовать космическая станция, зато не имеющие ничего лишнего, ни одной мелкой детали, создающей уют, заставляли Марка вспоминать месяцы, проведенные в таком же помещении, когда он проснулся после аварии. Тревога, которая не отпускала его уже несколько часов, сосредоточилась сейчас где-то в области солнечного сплетения и неприятно щекотала внутренности.

К пожилой женщине проводами подсоединялись не меньше десятка мониторов, тонкая трубка капельницы тянулась к локтевому сгибу. Марк ничего не понимал в многочисленных показаниях, но надеялся, что все не так плохо, раз возле кровати не дежурит медсестра. Сам он, конечно, этого не помнил по причине пребывания в коме, но ему рассказывали, что в первые несколько суток в его боксе постоянно находился кто-то из медперсонала. Не исключено, конечно, что родители выложили за это кругленькую сумму, но все же он считал, что к особо тяжелым больным внимание должно быть повышенным. Особенно если эти больные – родственники коллег.

Осторожно, почти на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума, он подошел к кровати и коснулся морщинистой руки, лежащей поверх тонкого одеяла. Кожа была теплой, и это внушало надежду, но не притупляло волнения.

Вера Никифоровна шевельнулась, повернула к нему голову и приоткрыла глаза. Она выглядела маленькой, бледной и слабой, и сразу становилось понятно, что ей скоро восемьдесят. Сейчас уже казалось невероятным, что еще вчера утром эта женщина была полна сил и энергии, встречалась с подружками, репетировала какой-то спектакль.

– Как вы себя чувствуете? – едва слышным шепотом, чтобы не разрушить спокойную атмосферу палаты, спросил Марк.

Вместо ответа Вера Никифоровна тревожно посмотрела в сторону входа, и он поспешил ее успокоить:

– Рита в холле, не волнуйтесь. Она не войдет сюда.

Вера Никифоровна заметно расслабилась и прикрыла глаза. Марк несколько долгих секунд смотрел на нее, неосознанно поглаживая руку, которая была гораздо теплее и мягче, чем у его матери, а затем все же спросил:

– Почему вы не хотите, чтобы она помогла вам?

Вера Никифоровна распахнула глаза и с укором посмотрела на него. Кислородная маска на лице не позволяла ей говорить, но он и по выражению глаз все понял.

– Вы же знаете, как много значите для нее. Она боится потерять вас и не простит себе, если с вами что-то случится, а она не сможет помочь.

Голова с россыпью седых волос едва заметно качнулась из стороны в сторону, а какой-то показатель на мониторе вырос с шестидесяти пяти до восьмидесяти.

– Я не пущу ее к вам, не волнуйтесь, – мягко пообещал Марк. – Я люблю ее не меньше, чем вы, и больше всего на свете боюсь потерять, поэтому не дам рисковать собой. Но почему, Вера Никифоровна, почему вы не позволили ей узнать секрет у вашей бабки? Ведь тогда она могла бы помогать тем, кто ей дорог, без вреда для себя.

Он поймал ее взгляд, и внезапная догадка родилась в сознании так быстро, что Марк не успел ее остановить.

– Или вы знаете секрет?

В глазах старушки появились испуг и обреченность одновременно.

– Конечно же, вы знаете его, – выдохнул Марк. – Ваша бабушка рассказала его своим детям, а они – вам. Только никто из вас не стал им пользоваться. Почему? Почему, Вера Никифоровна?

Она приподняла руку, как будто хотела поднести ее к лицу, но не смогла, и рука упала обратно на одеяло. Марк наклонился к ней сам и слегка отодвинул кислородную маску, чтобы услышать ее голос.

– Потому что взять энергию из ничего невозможно, – свистящим шепотом произнесла Вера Никифоровна. – Помогая другим – тратишь себя… Помогая себе – берешь у других. Наш дар – наше проклятие. Я не хотела… чтобы Рита мучилась этим выбором… как когда-то ее отец.