Дар

Живот был действительно небольшой, врачи в один голос говорили, что девочка будет по стандартам рауф, а рауф, вне зависимости от пола, всегда рождаются по человеческим меркам мелкими. Максимум — два с половиной килограмма.

Берту это обстоятельство, кажется, забавляло.

— Не могу себе представить Кира два с половиной килограмма весом, — смеялась она. — Это вы, такие лоси, были такой мелочью? Не верю…

— Я был меньше, — признался Кир. — Кажется, около двух.

— Я был два сто, — сообщил Фэб.

— В общем, вам есть чем гордиться, — проворчал Скрипач. — Везучие. Вы хотя бы рождались. А мы вот с этим вот себя в семь лет осознали… спасибо, что не в восемнадцать, как в прошлый раз.

Про восемнадцать последний месяц только и было разговоров — почему-то Томанова этот факт заинтриговал. Зачем, по какой причине воссоздание той пары было сдвинуто настолько сильно в сторону взросления? Для чего? Везде, во всех мирах, возраст согласия определяется как семь лет. И теоретически для кругового возврата логичным был бы именно семилетний возраст. Но не восемнадцать. Чье это было решение? С какой целью его принимали?

— Да, это как-то… нечестно, — согласилась Берта, поглаживая живот. — Даша, не пихайся, пожалуйста. Да и семь лет тоже нечестно. И совсем нечестно — это чужая память, которую тебе, Итище, подсаживали.

— Давно проехали и забыли, — отмахнулся Ит. — Слушай, у тебя нет еще одного ободка? Сейчас ты меня убьешь, но я опять сломал.

За несколько месяцев волосы у Ита, конечно, отросли, но пока что недостаточно. Он, привыкший к аккуратным хвостам (которые, правда, к вечеру переставали быть аккуратными) или к косе (особенно удобно для работы), мучился ужасно — волосы лезли в глаза, в рот, путались, и для хвоста были пока что слишком короткими. Выход нашелся неожиданно — как-то раз, помогая Скрипачу на кухне, Ит на автомате подцепил с подоконника Бертин пластиковый ободок для волос, и только спустя полчаса заметил, что волосы почему-то не мешают. С тех пор за ободки шла негласная война: кто первым схватил, тот и ходит с ободком. Конечно, ободки покупали при удобном случае, но беда заключалась в том, что удобные случаи представлялись редко — настолько плотной была сейчас нагрузка. Ободки были хилые, и ломались примерно через неделю.

— Кажется, где-то был… — протянула Берта. — А, вспомнила. Он у меня на голове. Так что обойдешься.

— Ладно, на обратной дороге завтра куплю, — вздохнул Ит. — Сегодня уже закрыто везде.

— Завтра ты сидишь дома, забыл? — Фэб зевнул. — Вот и сходишь днём за ободками.

— Но я же должен…

— Ты никому ничего не должен, — Кир тоже зевнул. — Народ, пойдемте спать. Ит, рыжий, давайте, ложимся. Берта, встала, и в ванную, пожалуйста. А я проконтролирую.

* * *

Ита теперь тоже частенько оставляли дома. Он старался, он хотел работать — но он не тянул. Как-то раз, после очередной считки, ему по дороге обратно в высотку стало настолько плохо, что до дома не дошли. Фэб вызвал врачей, и они вдвоем сидели минут пятнадцать на крылечке возле какого-то старого особнячка, ждали, а Кир и Скрипач в это время успокаивали Берту, объясняя ей, что ничего критического нет, и что к утру Ит будет уже в порядке. Второй раз врачей пришлось вызывать прямо в институт. Третий раз — домой, ночью. Четвертый раз — в магазин, куда Ит и Скрипач решили заглянуть после десятичасового рабочего дня…

Фэб в результате поставил Томанову условие — Ита на три летних месяца он потребовал от работы отстранить. Позже к нему присоединились Кир и Скрипач, и под их общим напором Томанов сдался.

— Вы моей смерти хотите, — ворчал он, подписывая нужные бумаги. — Работать кто будет?!

— Мы будем, — твердо ответил Фэб. — Ему нужно долечиться. Федор, вы же сами видели, как тяжело он переносит нагрузки. И это легкие считки, без отрицательной эмоциональной окраски… ну, почти. Четыре раза его уже клали в больницу, потому что без поддержки он не справлялся! Делайте, что хотите, но я не дам загубить здоровье ни Берте, ни ему. Пусть посидит эти три месяца с Бертой и ребенком.

— В таком случае, пусть он доработает март, апрель, и май, — предложил Томанов. — Хотя бы. Без нагрузки не получится, но можно попробовать её как-то уменьшить. И я дам дополнительный выходной в середине недели. Пусть по средам работает дома.

— Дома он будет отдыхать, — отрезал Фэб.

— Посмотрю я, как он будет отдыхать дома с маленьким ребенком, — хмыкнул Томанов. — Но… ладно.

— Федор, вы же видите, он сам хочет работать, — принялся заступаться за Ита Фэб. — И он старается! Но прошло чуть больше года после операций, и ему действительно еще тяжело.

— Да вижу я, — Томанов помрачнел. — Только сейчас стал в полной мере осознавать, какую ошибку совершил. Фэб, вот как на духу, честно — я и подумать не мог, что в тюрьме для официалов будет аналог местной больницы… точнее, она сама и будет. Думал, что там… несколько приличнее.

— Увы, — вздохнул Фэб. — Хорошо, что хоть для Берты сейчас удалось выбить не аналог местной больницы, а хороших специалистов. Она, конечно, волнуется, но сейчас у неё нет повода волноваться.

* * *