Дар

– Я… мне только хотелось бы извиниться… За неверное сообщение, переданное Лаурой Симпсон.

– Неверное? Что это должно означать?

– О Господи… Я не так объяснила… Я… Мне только хотелось сказать: очень жаль, что вы покинули ферму.

– Но вы же меня выгнали!

– Нет-нет, я не выгоняла. В том-то и ошибка. Мисс Симпсон неправильно меня поняла. Наверное, я не совсем точно изложила ей свои пожелания… и…

– Значит, ошиблись вы, а не мисс Симпсон? Патриция деланно рассмеялась.

– Выходит, что я. Видите ли, я тогда была страшно взволнована, потому что в ту ночь разорвала свою помолвку.

– Ах, вот как! Ну что ж, мои соболезнования. Нет, я в самом деле за вас огорчен.

Голос Мигеля звучал уже далеко не так сурово.

– Надеюсь, что с вашей невестой вам повезло больше.

– Какое совпадение – если можно так выразиться.

– Что вы имеете в виду?

– Я с нею тоже порвал.

– Ах ты, Господи. – В голосе у Патриции было ровно столько сочувствия, сколько ей удалось с трудом из себя выдавить. Но она была рада тому, что Мигель, судя по всему, не слишком убит горем. – Но, знаете ли, вы задолжали мне два месяца уроков.

– Это совершенно справедливо, и я переведу вам деньги.

– Нет-нет… Мне хочется продолжить занятия!

– Но я не могу вернуться в Штаты. Мой отец болен, и на меня возложено руководство учебным центром.

– Но, может быть, я смогу приехать к вам.

– Да-да, приезжайте в Лиссабон и продолжим наши занятия здесь.

Патриции оставалось только надеяться, что по линии международной связи не было слышно, с каким облегчением она вздохнула.

– Что ж, – произнесла она затем, – хотя и ненадолго, но я смогу приехать.

– И когда же вас ждать?

– Как насчет послезавтра?

– Великолепно.

Мигель повесил трубку, вскочил на Ультимато, поехал по кругу, и изумленные ученики увидели, как их, казалось бы, трезвый учитель разъезжает по арене, горланя веселую песню.

НЬЮ-ЙОРК

Эш и Роузмонт едва успели рассесться по местам, как Хорейс Коулмен, с непривычно бодрым выражением на лице, поспешил объявить им:

– Знаете ли, друзья мои, Патриция все-таки оказалась благоразумной девицей, и нам, возможно, удастся избежать утомительной процедуры признания ее недееспособной.

Эш бросил на него взгляд, означающий: «Не могу поверить собственным ушам».

Роузмонт также отнесся к услышанному весьма скептически.

– Но послушай, Хорейс, мы же пришли к выводу, что это единственный путь сохранения контроля над корпорацией. Зачем же нам теперь от этого отказываться?

– Тед, я не сказал, что мы должны отказываться. Я сказал, что нам, возможно, удастся избежать этой процедуры. Появился другой путь.

– И в чем же он заключается?

– Запасной вариант. – Коулмен, медленно переводил взгляд с одного компаньона на другого и казался им загадочным Буддой. – Выкупить контрольный пакет акций корпорации.

Эш и Роузмонт уставились на него в полном недоумении.

– Ты тоже, спятил, Хорейс? – поинтересовался Эш.

– Думаю, что девица созрела для того, чтобы продать свою долю.

– Ты имеешь в виду всю ее долю? – Роузмонт почтительно понизил голос. – Пятьдесят два процента акций?

– Коулмен кивнул.

– И она поднесет нам компанию на серебряном блюдечке?

– Вот именно.

Эш хмыкнул.

– Ничего не скажешь, благоразумная девица. Роузмонт принялся чертить по воздуху эмблему доллара.

– А деньги-то мы откуда возьмем? Послушай, Хорейс, речь идет об изрядной сумме, не так ли?

– Джентльмены, собрать деньги под залог имущества не составит труда. Все это можно провернуть, скрепить подписью и печатью и разложить по полочкам менее чем за полгода.

– Однако! – вырвалось у Эша.

– Ну, и сколько же ты собираешься ей предложить? – спросил Роузмонт.

– Нынешнюю биржевую цену – шестьдесят три доллара за акцию.

– Лихо! Акции ведь на самом деле стоят куда дороже, – с почтением в голосе произнес Эш.

– А она продаст и за меньшую сумму, – сказал Коулмен.

– Что ж, тогда давай заплатим ей меньшую. Коулмен смерил Эша презрительным взглядом.

– Вот тогда ты и объяснишь это Федеральному экономическому совету. Передача имущества в таких масштабах будет самым тщательным образом проанализирована.

– Но почему ты решил, что она пойдет на это? – пропищал Эш.

Коулмен описал в воздухе указательным пальцем круг, а затем постучал себя по лбу.

– Потому что она хочет прославиться на поприще благотворительности – и, как я уже сказал, черт с нею. Пусть строит больницы, которые ей вздумается, пусть хоронит в ящиках дохлых лошадей… словом, делает все, что хочет.

– Ты прав, Хорейс. – В голосе Эша послышалось злорадство. – Доставим девушке удовольствие.

Коулмен откинулся в кресле.

– В моем возрасте очень вредно не спать ночами, дрожа от страха перед тем, какой еще номер пожелает отколоть безумная наследница состояния.

– Ты изумительно придумал, Хорейс. – Роузмонт подошел к стенному бару, достал бутылку шампанского, откупорил ее. – Полагаю, что нам следует выпить за твой гений.

Он наполнил бокалы, но прежде чем компаньоны успели выпить за здоровье одного из них, по внутренней связи зазвучал голос секретарши:

– Мистер Коулмен, пришла мисс Симпсон. Роузмонт скорчил гримасу.