Дар

— Аквист, вставай! — приказал Шини, стаскивая с друга одеяло, и ловко уворачиваясь от пинка. — Вставай, говорю! Нас Фадан ждёт.

— Да ну, — отозвался голос из-под остатков одеяла, которое Шини, разумеется, порвал. — Еще подождет, не развалится. Он нам больше не начальник.

— Он нам больше, чем начальник, — парировал Шини. — Вставай! Второй день уже, слышишь, как греваны орут?!

Аквист, наконец, выпутался из одеяла, и сел на постели. Его черные волосы торчали во все стороны, а на лице появилось очень нехорошее выражение — мол, Шини, друг, подойди-ка поближе, я очень хочу познакомить твой загривок с моей специальной подушкой, которую раздобыла где-то мама, и которая тяжелее обычной разика в четыре…

— Я хочу нормально жить, — с ожесточением сказал Аквист. — Я хочу спать в своей постели в комнате один!! Я хочу просыпаться не тогда, когда под окнами орут одни, а в комнате — другие!!! Я хочу, чтобы от меня отстали, наконец!!!!

— Так, понял, — Шини отступил еще на шаг, для надежности. — Ты давай, убирай кровать, а я пока пойду, помою лицо, и всё такое…

— Ага, всё такое тоже помой, — зло предложил Аквист. — Иначе сейчас будет отповедь, ведь Фадан не любит, когда от кого-то чем-то пахнет. Особенно когда «что-то» — это последствия вчерашних посиделок.

* * *

Фадан являл собой пример того, что феерический лентяй может в этой жизни чего-то добиться. И вполне хорошо существовать.

При одном условии — у лентяя должны быть мозги и отсутствовать всяческие амбиции.

Жил Фадан, как и большинство не семейных мужчин, работавших в университете, на территории рядом с парком, застроенной однотипными маленькими домиками-коробками Его домик был у самого парка, но для Фадана это значения не имело, потому что в парк он ходить не собирался. С точно таким же успехом его домик мог находиться вообще где угодно, потому что из домика Фадан выходил либо на лекции, которые читал, либо, в исключительных случаях, за едой — но такое случалось не чаще, чем раз в полгода, потому что еду Фадан предпочитал заказывать в общей столовой. Или студенты, знавшие, что такое на самом деле их преподаватель, могли что-то принести от щедрот.

Ни одна из лекций Фадана не начиналась раньше двенадцатого дня — он любил посидеть, читая, до третьей, а то и до четвертой ночи, а потом со вкусом и обстоятельно выспаться — до десятого утра, а то и до одиннадцатого, и расписание себе всегда составлял в соответствии с привычками.

Привлекательными для Фадана в этой жизни были три вещи: научная работа, которой он занимался, чтение, и сон. Он даже поесть мог забыть, если его увлекало что-то, поэтому, собственно, и оставался худым — еда из столовой к полноте не располагала, студенты подкармливали нечасто, а выходить Фадану было лень. Он был худой, как щепка, и длинный, как жердь — высоким его считали все, роста в нем было (в метрической системе, конечно) два метра двадцать сантиметров.

А еще Фадан лет пять назад выделил среди других студентов Шини и Аквиста. Которые год гадали, что значат все эти намеки, и лишь потом доперли, чего им, собственно, предлагают на самом деле.

Университетское начальство прозрачно намекало Фадану, что ему пора обзавестись полной семьей. Несемейных — не любили.

Фадан намекнул им, что они ему подходят.

Шини и Аквиста намек Фадана озадачил.

Они задумались.

Для таких гермо, как Аквист и Шини, такая партия, как Фадан, была бы весьма неплохой — преподаватель в высокой должности, престижный университет, карьера. В перспективе — неплохие должности, не обязательно при университете, но и не в последнем месте, потому что есть хорошая протекция. Например, можно было бы пристроиться архивариусами, а это всегда верный хлеб.

Да и сам Фадан им нравился: он был незлобивым, любил пошутить, возраст подходящий — пятнадцать лет разницы всего лишь, симпатичный…

Останавливал от первого брака их всех лишь один момент.

Ни у кого из них не было денег.

Совсем.

Ни на что.

Не смотря на престижность университета, зарплаты в нем были небольшими — как и в любой государственной организации на Раворе-7. Семья, разумеется, предполагала собственный дом несколько больших размеров, чем был сейчас у Фадана, обеспечение на первых порах обоих гермо, а потом — обеспечение жены или жен, и, разумеется, обеспечение детей, когда последние появятся.

И вот тут на сцену выступала лень Фадана, который при словах «вторая работа» впадал в ступор самым форменным образом.

Ломать привычный уклад жизни?!

Куда-то ходить?!

Ездить?!

Что-то менять?!

Кто угодно, но только не он.