— Да не отберут, — вяло попытался отбиться молодой, но его тут же окоротили старшие товарищи.
— Как не отберут, когда у тебя, лба здорового, мать по сей день по карманам шарит?! Всё, мужики, пошли. Тебя зовут-то как? — лохматый повернулся к Иту.
— Ит, — честно ответил тот. И запоздало подумал, что, наверное, надо было соврать, но… но уже поздно.
— Погодь, — остановился угловатый. — Ит, который Соградо, что ли?
Ит покорно кивнул.
— Охренеть… я про тебя в газете читал! Но тебя ж вроде того… писали, что расстреляли.
— Почти, — уклончиво ответил Ит, которому резко расхотелось вдаваться в подробности. — Ранили. Я уже поправился.
На нем сейчас была рубашка с длинными рукавами и джинсы — сетки не видно. Поправился и поправился, и дело с концом.
— Ну, ты молодец, — одобрил лохматый.
— А что в газетах было? — Иту вдруг стало интересно.
— Сначала писали, что типа ты враг, потом — что оправдали. Не только ты, там брат твой, жена, и эти… как у вас там, у рауф-то?
— Старшие, — подсказал молодой.
— Во, точно. А сам чего, не читал?
— Не читал. В госпитале лежал, — оказывается, врать можно совершенно непринужденно. Легко. — Не до газет было.
— Ну, тогда поводов на один больше, — констатировал лохматый. — Мужики, а пошли на Павелецкий? Там водка холодная есть. По четыре десять. И пиво по двадцать восемь копеек, на разлив.
— Разводят они пиво, — поморщился угловатый. — Может, на Автозаводскую сразу? На фабрику-кухню, на проходную? Чебуреки хорошие, вкусные.
— В гадюшник? Неее. Не пойду, — вдруг заартачился молодой. — Мне там в прошлый раз глаз подбили.
— Всё, пошли на павелюгу, — приказал лохматый. — Пиво до десяти только. А вот зато родимую можно хоть до утра брать. Люблю терминалы… машины, романтика… и корабли там тоже…
«А ведь верно, — подумалось Иту. — Романтика… и выпить почему-то хочется… и всё никак не проходит этот шум в голове, да что ж такое?»
— Слуш, Ит, а ты кого хочешь — мальчика или девочку? — оказывается, лохматый его спрашивал, а он отвлекся, не заметил. — Или этого, как у вас там?
— Среднего. Гермо. Это как я, — пояснил Ит. — Девочку хочу, — он улыбнулся. — Дочку. Вот только…
— Чего?
— Жену я обидел, — Ит опустил голову. — И не уверен, что она сумеет меня простить.
— Да ну, чего ей, вечно дуться? — лохматый рассмеялся. — Простит, куда денется.
Они шли к мосту, и путь предстоял неблизкий — по общему мнению, для этого пути следовало «запастись топливом», поэтому после моста купили на лотке, который уже закрывался, по бутылке «Колоса», и под «Колос» отправились дальше, сквозь привычный и такой родной московский летний вечер. Ит брел, как ему сейчас казалось, через калейдоскоп, на цветных стеклах которого возникали, сменяя друг друга, знакомые и полузнакомые картины — каналы, дворы, скверы, теплый свет в окнах, смех, обрывки песни под гитару, силуэты и образы отступившего было от него города, который сейчас словно обнимал со всех сторон, и от этого становилось горько и сладко на душе. Горько и сладко одновременно…
— Ну и где он? — Берта, уперев руки в бока, сердито смотрела на Скрипача.
— Не знаем, — Скрипач явно нервничал, но старался не подавать виду. — Продолжаем прочесывать дворы.
— Он никуда уехать не мог? — с тревогой спросила Берта.
— У него нет денег. Ни копейки.
— Угу. И когда его это останавливало? — хмыкнула Берта. — Иди, ищи! Рыжий, первый час ночи! Вы вообще в своем уме?! Как можно было отпускать его одного?
— Бертик, не сыпь на рану битое стекло, — попросил Скрипач. — Всё, я пошел. А, погоди! От Томанова ничего не слышно?
Час назад они попросили Томанова о помощи — тот сейчас методично обзванивал отделения милиции в районе, и собирался в скором времени звонить уже на город. От звонков, впрочем, никакого толку не было.
— Ничего, — покачала головой Берта. — Солнце, я прилягу на полчасика, потом снова буду на связи, ладно?
— Ложись, ложись, — покивал Скрипач. — Не волнуйся, найдем.
— Не по себе что-то, — пожаловалась Берта.
— Не переживай, — Скрипач улыбнулся.
На улице, впрочем, он улыбаться тут же перестал.
Кир и Фэб ждали его у подъезда, и лица у них сейчас были не лучше, чем у него самого — встревоженные, мягко говоря.
— Успокоил? — тут же спросил Фэб.
— Угу, как смог, — кивнул Скрипач. — Куда дальше?
— Расходимся с плюсом в один километр, заходим с «карманами» метров по пятьсот, — приказал Фэб. — Ищите запах.
— В Москве, в жару, и вечером, — подначил его Скрипач. — Ладно. Господи, только бы он в речку не кинулся, придурок…
— Да не кинется он в речку! — раздраженно ответил Фэб. — Забрел, небось, куда-то… может, заснул. Но всё равно, найти надо.
— А может, плохо стало, — съязвил Кир. — Немудрено. Рыжий, чтобы я тебя хоть раз еще послушал! «Поедим, пойдем искать», — передразнил он. — Поели, твою мать! Теперь закусываем…
— Прекрати ругаться, — потребовал Фэб. — Ребята, пошли. Расходимся. Через час сбор. Связь через Томанова.