Буквы сливались, глаза слипались, и Стефан захлопнул книгу. Он сунул ее на место, оглядел еще раз комнату и осознал, что его насторожило.
– Вот ведь какая штука, госпожа Свенсон. Смотрю я на эту тронную залу, тасказать, и что-то никак одной вещи не вижу, без которой и жить человеку нельзя, хе-хе. Кровати-то того…
– Чего "того"?
– Нету.
***
Кто-то залепил зеленые глаза девушки пластырем, отчего даже Йоннибергу стало не по себе. Он поежился, но улыбнулся Корделии и демонстративно поднял руку "предмета" вверх, в сноп солнечного света. Корделия помрачнела, что странно шло к ее северной красоте. – Ну она сама же это все организовала-с, – оправдался Йонниберг.
– Я знаю, – Корделия помолчала и достала из кармашка платья часы. – Ты не хочешь пойти отсюда к… я не помню. Знаю, как на эвесском, а на… Dunehio. Вода течет вверх.
– Фонтаны зимой не работают-с, невежественная госпожа северянка, – ответил Йонниберг и согнул руку девушке так, будто она чесала противоположное ухо.
– Не работают-с, – повторил он.
Корделия все смотрела на часы и покачала головой.
– Так странно, что мы встретились именно сегодня. Ghadraho de…
Йонниберг и хотел бы сказать, что искал Корделию по всем музеям страны и сейчас невыразимо отупел от радости, от радости, ОТ РАДОСТИ, и ничего странного во встрече нет, но почему-то он молчал и поднимал девушку на цыпочки, и сам не понимал, ЗАЧЕМ. Йонниберг заметил, как "предмет" сглотнул, и удивился – в мозгу уже засело убеждение, что перед ним не живой человек.
– Йон!
– Хорошо-хорошо! Только один момент-с.
Корделия оглянулась на угол помещения, и прядь ее светло-рыжих волос выпрыгнула из-под шляпки, скользнула по плечу. Йоониберг невольно засмотрелся. Не глядя, он вложил девушке в руку желтый томик из саквояжа. Та уже дрожала от напряжения – она все стояла на цыпочках, и солнце зажигало золотом черные волосы. Подошел угрюмый рабочий. Он снял кепку, встал на колени и заглянул под белоснежное платье. На миг Йонниберг подумал, что надо охладить пыл мужчины, но ничего не сказал и только сунул розу из саквояжа в свободную руку девушки. Цветок упал.
– Имейте совесть! – крикнул женский голос из толпы. – Вы в музее, а не в борделе!
– Очень сомневаюсь! – захохотала троица студентов, и по залу пробежали глумливые смешки.
– Йон, reho! Я ухожу, – Корделия снова достала часы и сделала шаг в сторону.
– Сейчас! – Йонниберг торопливо поднял розу и снова вложил в руку "предмета". К раздражению Йонниберга, цветок снова выпал. По скуле девушки скатилась капелька пота и заблестела над краешком губ. – Ну погоди. Та смотрительница! Помнишь? Ведь похоже-с… ведь…
– Reho! – перебила Корделия. – Ne mija… Я не хочу.
Она пошла через толпу, все смотря на часы. Йонниберг со злости втиснул цветок в руку девушки – ее лицо побледнело – и поспешил за Корделией. Уже в толпе, в поте и голосах, Йонниберг оглянулся и почувствовал холодок. Да, девушка сжала розу, но по белой от напряжения руке, по белому мизинцу скользили алые капли. Летели на пол, собирались в лужицу. "Предмет" все-таки был живой, разве что пластыри, которые шутники наклеили на зеленые глаза, создавали жуткое впечатление поднявшегося из могилы трупа.
***
Стефан безразлично смотрел на багровое пятно, в котором лежали оплавившиеся, переломанные и затоптанные свечи. Три с одной стороны пятна и два с другой. Грязно-белое месиво на буром фоне – однажды Стефан видел такое, когда пушечным снарядом убило его супругу и сына.
Работник музея – безликая фигура в брезентовике и противогазе, что маячила на краю зрения, – шаркнул и тихо сказал:
– Ну не мог я на такое смотреть.
Стефан моргнул и отвел взгляд от засохшей крови.
– Право слово, я вас не виню.
– Она же сама сказала…
– Конечно.
– …если ее жизни явно ничего не будет угрожать, то я должен молчать и не мешать посетителям. Я и не мешал. А потом не выдержал, ушел. Ну не мог на это смотреть! Чтобы до таких мест у женщины прикасались, да у всех на виду. Хуже, чем в балете. Я девять лет женат и такого не позволяю себе с супругой, а тут… Ну не мог я!
Стефан зевнул и на миг прикрыл тяжелые веки.
– Может, если бы я остался, если…
– Если так, и вас тоже жгли бы в крематории, – устало перебил Стефан. – Или усыпляли бы в больнице, хе-хе.
– Хоть кто-то поправился?
Стефан покачал головой и с трудом открыл глаза. За окном занимался серый рассвет, и фигуры в нишах проступали из теней.
– Право слово, а что это за морды у вас стоят?
– Это? Я… вы же спрашивали.
У Стефана похолодело под сердцем. Подобные слова говорили все чаще и чаще, и закрадывалось подозрение, что это неспроста.
– Вы уж повторите для старика, не сочтите за бестактность, хе-хе.
– Это боги Севера, – с гордостью сказал работник музея.
Стефан тяжело вздохнул.
– Из самого Эвесского храма.
Стефан не знал, что это, и промолчал.
– Им по несколько тысяч лет, – уже с некоторым отчаянием сказал работник. – Они старше нашей цивилизации.
Стефан сцепил руки за спиной и покачнулся с носка на пятку.