Дар аутизма. Раскрытие секретов мудрых сердцем

Наверняка многие скажут, что все это — лишь плод воображения трехлетнего ребенка или еще один сон. Но разве это не заставляет задуматься? Вы скажете, с чего бы это ангелам беспокоиться и сообщать маленькой девочке, что в ее постели нет пауков? Но с другой стороны, что на самом деле слишком незначительно, чтобы об этом беспокоиться?

Значимость бытия

Что же можно считать действительно незначительным? Ответ — ничего. Я не понимал этого категоричного суждения, когда только начинал свой духовный путь как консультант по аутизму, и не уверен, что понимал его, когда шла работа над книгой «Аутизм и связь с Богом». Осознание этого стало результатом размышлений над словами уже написанными, над фразой, которая ожидала моего тщательного обдумывания.

Книга «Аутизм и связь с Богом» заканчивается выразительным монологом, глубоким в своей простоте — таким глубоким, что его истинный смысл ускользал от меня еще долго после того, как книга была дописана. В этом фрагменте мой дорогой друг Майкл, тогда еще пятнадцатилетний, рассуждает о своем аутичном восприятии бытия в мире и определяет его как невредимую душу в искалеченном теле, противопоставляя бытию обычного человека, искалеченной души в невредимом теле. Другими словами, его душа и души ему подобных ставят умственное выше физического, эстетику выше материализма, духовное — выше телесного. Майкл утверждает, что внешняя неполноценность не обходится без компенсации — способности общаться с Богом по своему желанию — и, соответственно, является палкой о двух концах. Он полагает, что «Бог любит акт бытия, и то, каков Он есть, зависит от того, каковы мы в физическом плане. Когда Он воспринимает Себя в Своей высшей форме, душа возвращается к целому. Прежде чем это станет возможным, Бог должен претвориться в каждом из нас… все мы служим Богу тем, что даем Ему ощущение бытия. Он видит и переживает Свою Божественность через нас».

«Видит и переживает Свою Божественность через нас» — это прекрасная мысль, но я не сразу смог воспринять ее во всей полноте. Но в один тихий полдень я лежал на веранде, глаза мои устали от чтения, и я посмотрел в окно, на чистое небо, омраченное лишь одной случайной тучкой. Пока я праздно смотрел, с трудом поднимая тяжелые веки, тучка разбухла, закрыв полуденное солнце, а потом разделилась на медленно движущиеся части, напоминавшие кусочки ваты. В этот момент меня осенило: это зрелище предназначалось только для меня одного. Не было больше никого в этом мире, кто бы испытывал абсолютно то же, что и я, глядя в этот самый момент с этой самой точки. Бог переживал Свою Божественность через меня — и только через меня — в этот самый момент. Если довести эту мысль до конца, то Бог постоянно переживает Свою Божественность в каждый момент каждого дня, не только через меня, но и через все человечество, и каждый человек дает Богу свой собственный уникальный оттенок «бытия». Представьте себе всю гамму человеческих эмоций и переживаний — ничто, ни одно человеческое проявление не остается непостигнутым, от ужасного страдания до эйфорического восторга. И нет ничего слишком незначительного.

Но тут было еще кое-что. Переживает ли Бог себя как мимолетную тучку? Ведь больше ни одно облако не разделится на части точно таким же образом. Более того, как насчет каждого микроскопического существа, которое возделывает почву под каждой травинкой, на которую падают неповторимые снежинки? А мириады песчинок, наводняющих любой берег? Остается расширить эту идею, включив в нее всю Вселенную, и возможности для «бытия» становятся неограниченными! Ничто и никто не существует бесцельно, в том числе — и в особенности — те, кто отличается от большинства. Блистательные, мудрые прозрения Майкла зазвучали удивительно ясно, когда моя тучка беззвучно рассеялась. Пристальное изучение аутизма таит в себе бесчисленные возможности. В мире, охваченном ненавистью и нетерпимостью ко всему необычному, таком инертном и так медленно меняющемся, я наконец понял. Все окончательно понял.

Часть I. Неограниченные возможности

Глава 1. Миру нужен аутизм

Поскольку аутизм диагностируется у одного из 166 детей, он больше не может считаться редким явлением. Мы имеем дело с эпидемией. Каждые 16 минут этот диагноз ставится еще одному ребенку.

Джули Красноу, из статьи в Indianapolis Star