Дар берегини

Дальше начиналась лядина, оставленная на отдых года два назад – там едва виднелась среди густой травы поросль юных березок, не выше ростом, чем трехлетняя девочка. Среди травы и поросли стоял воз, были поставлены два простых небольших шатра – навесов из жердей и полотна, в каких ночуют в дороге или на дальнем сенокосе. На опушке паслись два вола под присмотром рыжего отрока. Прочие паробки поспешно выползали из-под пологов и пытались наскоро привести себя в приличный вид.

– Вон он, тварюга! – хмыкнул Свен и плетью показал на большого черного петуха с рыжим хвостом: снова плененный, тот сидел на возу, привязанный за ногу. – А я тогда его подбить хотел, да забыл.

– Это петух самой Хель! – твердил Гримкель.

У него по-прежнему сияла под глазом багровая опухоль, и вид петуха для него неразрывно связывался с битьем и неразберихой.

– А вон и пахарь ваш! – Свен заметил Шумяту.

Тот приветливо махал приехавшим от возов, сверкая белозубой улыбкой, будто ждал от этой встречи одной только радости. Теперь на нем была простая белая сорочка, а хазарский кафтан, отмытый от сыворотки, висел на жерди и сох.

– Давай сюда! – Свен сделал знак рукой с плетью, приглашая его обойти поле.

Легота и Держак, не дожидаясь, пока Шумята подойдет – здороваться с ним им вовсе не хотелось, – принялись за дело. Из веси они принесли ножи и две лопаты. Осторожно взрезав верхний слой почвы на краю поля, где рожь взошла редкими ростками, они отделили два куска дерна размером с две ладони и отложили в сторону. Потом принялись копать: взрыхляли землю ножами и выгребали лопатами – пока яма, в два с лишним локтя длиной и шириной, не достигла глубины в локоть. Все присутствующие внимательно наблюдали за этим. Шумята хмурился, будто чуял себе обиду.

Но вот двое закончили работу. Ельга, сойдя с коня, приблизилась к ним, стоявшим возле ямы. Из седельной сумки она вынула чашу – широкую, серебряную, на ножке, с позолотой и самоцветными камнями на верхнем краю и на подставке. По толпе весняков пробежал изумленный гул. Под лучами солнца чаша сияла так, что было больно глазам – казалось, девушка держит осколок самого солнца, и странно было, что он не жжет ей ладони. Свен подошел и встал за спиной у сестры, засунув пальцы за пояс. С этой чашей в руках Ельга, в белом платье и с золотистой косой, приобрела вид богини, Солнцевой сестры, и Свена потянуло встать так, чтобы охранять ее. Эта чаша много лет назад была привезена старым Ельгом из похода по Греческому царству. Когда-то ее использовали в богослужении в каком-то из монастырей на Боспоре Фракийском, куда она попала как дар от кого-то из богатых богомольцев. Пока войско русов стояло под стенами Царьграда, его окрестности были разграблены и многие сокровища греческого бога попали не только в руки русов, но и оказались поднесены русским богам. Чаши, подобные этой, поражали взоры знатных гостей на Ельговых пирах, но весняки, не бывавшие ни в княжеской гриднице, ни в святилище на Святой горе, видели подобное чудо впервые. Каждого полнила дрожь благоговения – в блеске золотой самоцветной чаши сказывалась сила богов, как будто само солнце сошло с неба, чтобы быть послухом при людской тяжбе. Хмурые лица Шумяты и Будыма с матерью разгладились, Теребуня – остроносый мужик с водянистыми голубыми глазами и жидкими светлыми волосами на залысом черепе – поумерил свое недовольство. Чтобы это увидеть, стоило вновь оказаться втянутым в чуждую тяжбу о поле, с выгодой перепроданном год назад.

Из другой сумки гриди вынули небольшой мех. Вячемир открыл его и влил в чашу немного золотистого меда – на позолоченном дне чаши он играл, будто жидкий солнечный свет.

– Гой, земля еси сырая! – начала Ельга, встав над ямой и держа над ней чашу, будто Заря-Зареница – Утреннюю Звезду.

Земля матерая!
Матерь нам еси родная!
Всех еси нас породила,
Воспоила, воскормила,
И угодьем наделила!
Ради нас, детей своих,
Зелий еси народила
И всякий злак напоила.
Повели, Земля-Матерь,
Истовое слово правды сказати,
Рассуди нас судом верным,
И да будет воля твоя почестна,
Вовек нерушима!

Ельга вылила мед из чаши в яму Киевские бояре и старейшины веси, а также сами тяжущиеся, почтительно, стараясь не толкаться, придвинулись и посмотрели, как мед впитался в землю.

– Приняла жертву Земля-Мать, – кивнул Вячемир. – Беритесь за дело ваше, сынки.

Легота и Держак поклонились на все четыре стороны, потом взяли каждый по вырезанному куску дерна и положили себе на головы. Придерживая их руками, ровным неспешным шагом двинулись в обход поля. Слегка кривились, чтобы сыпавшаяся сверху земля не попадала в глаза, но старались не сбиваться с шага и четко очертить границу – вдоль старой лядины до дерева с межевым знаком, потом до новой лядины и обратно. Свидетели молчали, внимательно наблюдая, как они идут.