Дар богов

Дар смотрит на феникса с легкой грустью в глазах.

– Наверное, когда ты сказал, что написал песню для Каро. Это ведь не первая песня про нее. Ты всегда был слишком сентиментальным.

Энджел пожимает плечами, не отрицая, а Дар продолжает:

– Ангел-Энджел… Примитивно, но действенно. Кит все это время был рядом, так ведь, брат? – спрашивает Дар, и Энджел хищно улыбается.

А я понимаю, почему на него запала. Как он вообще умудрился меня зацепить, хотя я не переставала любить Дара. Почему он меня притягивал.

Глаза! При всей полностью изменившейся внешности, глаза у Кита остались его, и сейчас, глядя на парней вместе, я не могу понять, как не замечала этого раньше. У них не только одинаковые глаза. Еще глаза Энджела совершенно не подходят к его внешности, смотрятся чужеродно. И он дурил меня два года…

От осознания этого кружится голова. Мне физически плохо. Ему было легко. Он слишком хорошо знал Дара и неплохо – меня. Осталось разыграть усовершенствованную копию брата, и я сдалась, потому что просто хотела немного счастья.

– Дар, я забрал у тебя то, что по праву принадлежит мне, – буднично сообщает Энджел, и на его руках вспыхивает пламя. – Мне не хватало моего огня. Ты эгоистичный и жадный, Дар. Ты лишил меня всей магии. Ты всегда думал только о себе. Вы оба…

– Я не звал тебя тогда, Кит, – с болью говорит Дар, и я по глазам вижу, что он снова мыслями возвращается в тот день, когда избавился от экзоскелета, но потерял брата.

У меня самой перед глазами пламя, в котором сгорает Кит.

– Не звал, а она звала… Потому что ты был слишком повернут на своих желаниях и ее бы не послушал. Я единственный, кто мог тебя остановить. Единственный, кто был способен спасти твою задницу. Я вырос с этой мыслью, Дар. Я единственный, кто может удержать тебя от глупости, и я удерживал раз за разом. Неужели ты не понимал, что это не может длиться вечно? Неужели не понимал, что однажды мы сорвемся оба? В тот раз я просто не сумел остановить тебя вовремя и погиб.

– Поэтому ты нам мстишь? – спрашиваю я, чувствуя тошноту.

Я долгое время встречалась с братом Дара и не могу это переварить. Мне физически плохо. Из-за лжи, из-за того, что он мог улыбаться и быть идеальным для меня только ради мести, чтобы в один прекрасный момент отомстить мне и Дару. Во что же превратился Кит?

– И да, и нет… – тихо тянет он. – Мне сложно сказать, в какой момент я решил, что вы тоже должны страдать.

В глазах Кита – пугающее до икоты безумие. Я считала сумасшедшей себя, но даже не заметила, что сама живу с манипулятором и психопатом.

Он спускается по невысокой лестнице и присаживается на подлокотник стоящего в углу кресла.

– Мне было больно, Дар… – проникновенно говорит Кит.

Он смотрит в глаза брата, но мурашки бегут по моей спине.

– Ты просто не представляешь, как мне было больно. Сначала сгорать заживо изнутри, чувствовать все до последнего вздоха. Молить о беспамятстве, но не иметь возможности отключиться… А ты даже не пришел на мои похороны. Я в это время корчился в агонии и орал так, что бабушке и мирс Амелии пришлось установить на стены звукоизоляцию. Я провел в аду долбаный год, когда на обугленные кости по крошечному кусочку в день нарастало мясо, когда измученное тело затягивала тонкая кожа, которая лопалась даже от малейшего вздоха… Я чувствовал все. Дни, недели, месяцы мучительного беспамятства, когда я не мог двигаться и говорить, когда еще не восстановились глаза, и я ничего не видел. Все это время вы жили в свое удовольствие…

Это неправда. Никакого удовольствия не было, но я понимаю, что бесполезно говорить об этом фениксу. У него своя правда и своя боль, которая, возможно, и сделала его сумасшедшим.

– Я не просил… – зло повторяет Дар, но опускает глаза.

Я чувствую, ему непросто дается этот разговор. Он слишком остро ощущает свою вину перед братом.

– Ты знал, что я не позволю тебе умереть. Ты это знал, и у тебя была только твоя цель. И тебе было наплевать на то, как много людей пострадает на пути ее достижения.

– Кит… что ты собираешься делать? – тихо спрашиваю я. – Зачем все это?

– Не знаю… – неожиданно говорит он. – Когда по вашей вине не стало бабушки, ни тебя, ни его не было на ее похоронах. Это был мой первый выход в люди. Я был слаб, я мог передвигаться только в инвалидном кресле, которое катили совсем чужие люди. Когда пришел в себя ты, Дар, у твоей кровати был я. Я был там каждый день, каждую ночь… А ты?

– Я думал, ты погиб! – кричит Дар. – Мне никто не сказал, что ты возродился! Никто!

– Если бы ты не сбежал трусливо зализывать свои душевные раны, если бы подумал даже не обо мне, а о бабушке… Ты бы понял, что они скрывают! – выплевывает феникс. – Но ты для этого слишком эгоистичен.

Дар замирает, и я осторожно, пока не видит Кит-Энджел, пытаюсь придвинуть свою ногу к его, просто чтобы хотя бы так поддержать.

– Молчишь? Ты был мне нужен в том бреду. И когда я начал потихоньку приходить в себя, тоже. Заметь, мне даже экзоскелет был недоступен. Я был слаб, беспомощен и хотел поговорить. Правда, Дар. Если бы вы с Каро пришли и оплакали бабушку вместе со мной…