Дар богов

Варвара Степановна смотрела на дочь печальным взглядом. Она, еще молодая женщина, до того измучилась работой и одиночеством, что готова была выть волком. Марине уже двенадцать, и прежнее вранье о папе-спасателе, самоотверженно борющемся с огнем на Африканском континенте, уже не пройдет.

– Так получилось, что мы расстались, – ответила она. – В жизни всякое бывает. Он тебя любит. Больше не спрашивай почему. Просто знай: твой папа тебя любит!

Пусть девочка не чувствует себя отвергнутой и знает, что любима. Варвара рассказывала Марине, какой великолепный у нее отец, какой он смелый, благородный. Говорила – и начинала себе верить. Ей самой хотелось, чтобы все так и было. Пусть не на самом деле, но хотя бы в глазах дочери Василий выглядит героем.

Перед соседями она тоже выставляла исчезнувшего мужа в лучшем свете. Пусть считают, что у них все в порядке, что ее жизнь удалась и она счастлива. Потому что неприлично быть разведенкой. Значит, она плохая жена, раз не смогла мужа удержать. И после замуж ее никто не взял – тоже показатель.

Когда Маринка подросла, Варвара Степановна, помня о своем неудачном замужестве и последующем одиночестве и желая дочери лучшей доли, взяла ее в оборот. Она ежедневно бубнила о том, что нужно выходить замуж, что время уходит (это в восемнадцать-то лет!) и что в нашей стране при огромной нехватке пригодных для брака мужчин выбор у нее невелик, а с годами его и вовсе не станет. Марина спорила, злилась и однажды из чувства протеста заявила, что ей муж не нужен вообще.

– Как это – не нужен?! – оторопела Варвара Степановна. Заявление дочери не вписывалось в картину ее мировоззрения. – Эээ… ты не дури. Слушай мать, а то потом локти будешь кусать!

К двадцати годам Марина спорить перестала, к двадцати одному научилась относиться к словам матери с иронией, в двадцать два перестала на них реагировать вовсе. Она закончила заочно Петрозаводский пединститут и устроилась работать в школу.

– Ну и отчего ты в городе не осталась? – упрекнула ее мать. – Хоть бы работала среди мужиков, а то в школе одни бабы, за кого там замуж выходить, скажи, пожалуйста?

Марина промолчала. Она уже была согласна пойти под венец, лишь бы больше не слушать маминых нравоучений. Но вот беда, мама была не так уж не права – женихи в их Выхине отсутствовали напрочь. Не за одноклассника же Федьку идти – добродушного, но бестолкового парня, таскавшегося за ней следом в девятом классе. Он вроде бы и сейчас к ней неравнодушен, но уже не совершает попыток проявить свою симпатию. Обленился. Только улыбается во весь щербатый рот при встрече. Или вот еще кандидат есть – Ромка, валявший дурака до тридцати трех лет электрик-самоучка. Руки у него из нужного места растут, но часто трясутся с похмелья. Ромке уже около сорока, и он, по мнению сельчанок старшего поколения, жених хоть куда, да только не для Марины. Ей уж лучше одной жить, чем с таким.

И вот уже Марине пошел двадцать пятый год – последний, когда можно обзаводиться детьми, как считали сочувствующие соседки. Федька уехал в Петрозаводск и там зашибал деньгу в автосервисе, Ромка и вовсе спился, а больше свободных мужчин приемлемого возраста в Выхине не осталось.

– Какие были мальчики, какие мальчики! – горевала Варвара Степановна над упущенными возможностями. Она уже устала ругать дочь и все чаще молчала. – Видно, судьба у тебя такая, одинокая, – вздохнула она, мысленно ставя крест на семейном счастье Марины. В их время в двадцать четыре года к девушке, не вышедшей замуж, крепился ярлык старой девы.

– Судьба и на печке найдет! – отшутилась Марина. Она как раз забралась на печь, чтобы достать сверху убранную туда большую сковородку.

В этот момент тихо скрипнула входная дверка, и негромко, как бы извиняясь, раздался чей-то незнакомый баритон:

– Есть кто дома?

На пороге стоял гость. Невысокий светловолосый молодой человек, в возрасте чуть за тридцать. Он держал в руке спортивную сумку и планшет и обезоруживающе улыбался.

– Прошу извинить за вторжение, я стучал, но, видимо, никто не слышал. А на улице дождь, – изобразил он смущение.

– Действительно, с утра моросит, – заметила хозяйка нейтральным тоном. Она критически оглядела незнакомца.

– Могу ли я у вас снять угол? – прямо спросил он.

– Нет! – спрыгнула с печки Марина.

– А вы один? – не обращая внимания на реплику дочери, поинтересовалась Варвара Степановна, одновременно ища взглядом на его пальце обручальное кольцо.

– Один-одинешенек, – простодушно ответил он.

– Надолго?

– Недели на две. Как дело пойдет, от погоды и вдохновения зависит. Я ведь художник, – продемонстрировал он для убедительности планшет.

– От семьи небось сбежал?

– Нет у меня семьи. Не обзавелся пока.

– Ну ладно, – закончила допрос Варвара Степановна. Последний ответ путника ее удовлетворил. – В пристройку диван вынесем, будешь там спать. А днем можешь в зале телевизор смотреть или в Маринкиной светелке книги, газеты читать.

– Ну, мам! – насупилась дочь.

– Что – мам? Ты все равно целыми днями в школе.