Дар Божий

Инквизиторы переглянулись. Оба не выражали никаких эмоций, у одного через лицо, от уха до подбородка, проходил глубокий неровный шрам. Явно не кабинетные служащие. И явно не зеленые новички из состава охраны. Опытные ребята, которые, должно быть, убили не по одному десятку анархистов, террористов и фанатиков, а может быть и ни в чем неповинных женщин и детей – жителей незаконных поселений.

Тот, что со шрамом, кивнул на дверь. Инквизиторы встали по обе стороны двери, одновременно вставили и повернули ключи в замочных скважинах. Скрытый от глаз механизм громко щелкнул. Инквизиторы отвернулись от посетителей и быстрыми движениями набрали цифровую комбинацию. Механизм щелкнул отчетливее, тяжелая дверь чуть приоткрылась. Инквизиторы остались стоять по бокам от нее, глядя прямо перед собой.

Боровицкий быстро прошел вперед и скрылся за дверью. Женя чуть задержался и вгляделся в лицо со шрамом. Святой воин смотрел вперед, словно не замечая посетителя. Женя пожал плечами и последовал за начальством.

За дверью оказалось широкое помещение из серого, грубого бетона. Большая его часть пустовала, вместо стены, напротив входной двери находилось широкое, от угла до угла, окно, высотой от пола до потолка. Возле него было установлено несколько пультов, возле них располагались удобные, сейчас пустующие кресла. На пультах можно разглядеть всевозможное оборудование, фиксирующее самые разные показатели: влажность, температуру, состав воздуха, магнитное поле, уровень радиации и наличие радиоволн.

За стеклом оказалось огромное помещение, округлой формы. Жене почему-то вспомнился Колизей. В стенах, на разной высоте и разной ширины, виднелись такие же смотровые окна, за некоторыми виднелись крошечные фигурки в белых халатах. Фигурки суетились, склонялись над пультами и изредка посматривали куда-то вниз. Стены "Колизея" изгрызли трещины, кое-где они частично обрушились. Во многих местах бетон потемнел и приобрел ржаво-коричневый оттенок. Потолок терялся в темных сгустках сумрака, хотя, судя по всему, располагался не очень то высоко. Над каждым смотровым окном висели мощные прожекторы, свет которых был направлен куда-то вниз. Оттуда, снизу, иногда вырывались странные всполохи. Совершенно беззвучные.

Боровицкий уже стоял у стекла и жестом предложил Жене присоединиться. Он медленно подошел и посмотрел вниз.

На изъеденном и вздыбленном бетоне устойчиво стоял Пьедестал. Любой видел его десятки, а то и сотни раз в бесконечных хрониках и документальных фильмах. Из белоснежного мрамора, ровная площадка шесть на шесть, по углам – четыре прямоугольных возвышения с вмонтированными крестами из чистого золота. Каждые семьдесят три года его собирают в координатах, которые назовет патриарх. Которому, в свою очередь, их сообщает сам Иисус Христос, чтобы появится в этом месте через год после объявления места.

Вот только Пьедестал выглядел совсем не так, как он изображался в учебниках. Мрамор потемнел, он рассыпался, как песок. Золотые кресты стали абсолютно черными, один из них опасно накренился, готовый вывалиться из углубления в любой момент.

На самом Пьедестале возвышались Врата или, если по-научному: Экспериментальная портальная установка Нуль-уровня, Версия 3. Врата представляли собой кольцевидную установку, обмотанную толстыми черными кабелями. В нее были встроены небольшие вставки матового серого цвета с выгравированными символами, которые Женя видел впервые. От Врат тянулось четыре здоровенных гофрированных шланга, конец которых терялся в веренице трещин бетона.

Несмотря на яркое освещение, казалось, что Врата окутаны сумраком, словно вечернее солнце уже скрылось за горизонтом, но все еще подсвеченное небо позволяет рассмотреть очертания парка. Странные, угловатые тени метались по бетону, как яростные демоны. Воздух дрожал, словно сильно нагретый. Женя присмотрелся: над кольцевидной конструкцией плавали рваные сгустки грязно-лилового тумана. Иногда в створах Врат вспыхивали беззвучные молнии. Если судить по трещинам на бетоне, Пьедестал с Вратами медленно, но верно погружался в землю, словно весил сотни тонн. Женя почувствовал ноющую пустоту внутри и странную тоску.

– Ну, как тебе? – спросил Боровицкий, не отрываясь глядя на махину Врат.

Женя с трудом разлепил пересохшие губы.

– А что случилось с Пьедесталом? – почему-то шепотом спросил он. – Его так покорежило при установке Врат? И что это за туман? А разряды? Это из-за системы питания? Но почему беззвучные?

Боровицкий усмехнулся.

– Жаль, что ты ученый, а не священник. Много вопросов задаешь. Был бы священником, сказал: "На это воля Божья". А ты всё: зачем да почему. Прибавь к своим вопросам: почему рядом с этой хреновиной чувствуешь тоску? Почему они проваливаются под землю, словно норовят свалиться в Преисподнюю? Это так всё вопросики, для комплекта.

– Но подожди, я сам видел проект Врат: белые, аккуратные, под стать Пьедесталу, – Женя осекся и с сомнением посмотрел на покореженную конструкцию. – И они планируют ЭТО открыть на публике? Я, конечно, не митрополит, но, по-моему, здесь что-то не так.