Дар божий. Соперницы

— Разве похоже, что я вызвала вас для того, чтобы повеселиться? Серьёзнее не бывает. Сейчас вы возьмёте ручку и напишете заявление об уходе по собственному желанию. Знаете, у меня эта история в голове не укладывается. Как вы могли на такое пойти? — холодно проговорила директор.

— Я не пойму, из-за чего подняли весь этот шум, я что, сказала неправду? — Она с обидой поджала губы и с укором посмотрела на директора. — Если вы по всякой ерунде станете увольнять людей, проработавших в школе с моё, вам не с кем будет работать. Подумаешь, проблему нашли!

— Это решаемая проблема. Сейчас вы напишете заявление, и она сама собой сойдёт на нет. Если вы даже не можете понять, о чём идёт речь, вам действительно нечего делать в школе.

— А если я не стану писать? — спокойно спросила она, отодвигая от себя лист и ручку.

— Тогда отец детей подаст на вас в суд. Нашей школе не нужны лишние проблемы, поэтому вы сейчас всё напишете так, как положено, — уверенно надавила она.

— Запомните, — сказала завуч, вставая и отодвигая ногой стул. — Я по своей воле отсюда никуда не уйду. Я здесь работала, когда вы ещё школу не окончили, так что вы мне не указ. Хотите уволить — пробуйте, сомневаюсь, что у вас это получится, а я помогать вам в этом не намерена.

Она с презрением глянула в глаза Гончаровой, развернулась спиной и, не попрощавшись, вышла из кабинета, со всей силы хлопнув дверью.

* * *

Марина из-за шторы видела, как её ненаглядные мужчины возвращались из кинотеатра домой, но, чтобы не смущать их лишний раз, лишая ощущения полной жизненной самостоятельности, она на всякий случай отошла от окна подальше. Любимые макароны по-флотски дымились в огромной чугунной сковороде, занимавшей добрую половину плиты; на столе были разложены приборы, расставлены чашки, в общем, все было готово по полной программе к встрече враждующих сторон и добровольного миротворца в лице главы семьи.

Ребята помыли руки, сели за стол и, нахваливая от души мамину стряпню, принялись уничтожать стратегические запасы «флота». Как близнецы ни старались, по очереди бросая через стол реплики, родителям было ясно, что ни о каком перемирии не было даже речи. Мальчишки сидели, яростно работая ложками, в основном уткнув носы в тарелку и не говоря друг другу ни слова. Когда же их взгляды случайно пересекались, между ними словно пробегал электрический разряд: на миг они оба непроизвольно задерживали дыхание, бледнели и старались поскорее отвернуться, чтобы не дать родителям повода для подозрения и беспокойства, продолжая стучать ложками в ускоренном режиме.

Несколько раз Маришка и Лев понимающе переглядывались и недовольно вздыхали, в уме прикидывая, как лучше разрядить ситуацию. Видимо, ссора вышла действительно серьёзной, если мальчишки, не сговариваясь, начали скрытничать, впервые не допуская старших в свой детский мир. Если раньше и происходила какая-то ссора, всё было ясно и понятно ещё до того, как она выливалась во что-то стоящее, виновнику неприятностей выносилось порицание и доступно объяснялась причина недовольства окружающих.

В этот раз всё было иначе. Внешне казалось, что конфликт был уже полностью исчерпан и томагавки глубоко закопаны в землю. Коллективная мужская вылазка должна была поставить жирную точку в деле примирения враждующих сторон. Но выходило всё по-другому, странно и непредсказуемо. Мальчишки усиленно делали вид, что статус-кво восстановлено и всё в полном порядке, но старшие чувствовали: на этот раз вопрос не был пустяковым, поэтому вечером, уже после ужина, поняв, что с мёртвой точки так ничего и не сдвинулось, Вороновский, слегка кивнув Маришке головой, отправился в детскую.

Каждый день из года в год происходило приблизительно одно и то же. Когда наступало время ложиться в постель, у каждого из мальчиков вдруг невзначай находилась масса срочных дел, о которых они по какой-то невероятной случайности просто забыли в течение дня или на них совершенно не хватило времени, потому что, помимо них, существовали не менее важные и неотложные вопросы.

Каждый раз, пытаясь уложить близнецов в постель, Маришка затрачивала почти час на то, чтобы свет в комнате наконец-то погас. К слову сказать, то, что в комнате не горел свет, ещё совсем не означало, что Гришка и Андрей угомонились. Случалось, в тишине квартиры было слышно, как они переговариваются шёпотом, называя ходы шахматной партии, которую доигрывают устно, закрыв глаза и представив игровую позицию в уме. Иногда это было что-то другое, необязательно шахматы, но непременно запрещённое и во что бы то ни стало после отбоя.

Сегодня свет был погашен в считанные секунды, и в комнате, как ни прислушивались родители, царила полнейшая тишина. Вороновский постоял немного за дверью, рассчитывая услышать что-нибудь, что явилось бы предлогом для внеочередного вторжения, но потом, бросив это бестолковое занятие, открыл дверь и шагнул в темноту.