Андрейка держал мать за руку и даже не замечал, как всё сильнее и сильнее сжимал её ладонь. Он помнил разговор с Гришкой в тёмной спальне их квартиры. Он не может не вернуться, где бы он ни был, где бы он сейчас ни находился, потому что всегда, на всю оставшуюся жизнь, до самой смерти, их двое.
— Мама, я знаю, Гришка там. — Андрейка ещё сильнее уцепился за Маришкину руку, и она почувствовала, какая горячая и мокрая ладошка у сына.
— Я тоже верю в это, сынок, — тихо проговорила Маришка, и Андрейка увидел, как по щеке матери побежала прозрачная дорожка.
По трапу начали спускаться пассажиры. Большие и маленькие, с сумками и налегке, они напоминали муравьёв, спешащих к основанию своего домика. Выстроившись ровной дорожкой, люди сходили вниз, рассыпаясь у нижней ступеньки трапа на небольшие группки. Время шло, поток пассажиров постепенно редел, превращаясь из бурливой реки в тоненький ручеёк, но Гришка так и не показался. Ручеёк сузился и высох окончательно, оставив после себя безбрежное поле безнадёжности.
— Нет! — тихонечко прошептал Андрейка и крутанул головой из стороны в сторону.
— Значит, он так решил… — проговорил Лев, и первый раз в жизни Андрейка увидел, что отец тоже умеет плакать.
— Я не верю в это, — вдруг сказала Маришка. Глаза её были сухими, а на щеках горели два ярких пятна. Глядя Льву в лицо, она твёрдо и уверенно произнесла: — Он наш сын, и он Вороновский, а значит, этого не может быть.
Маришка и Лев смотрели друг на друга, боясь разорвать нить, соединяющую их в этот миг и отказываясь верить в происходящее. Всё было кончено.
Вдруг Андрейка выдернул руку из Маришкиной ладони и молча протянул её впереди себя.
— Гришка! — тихонечко прошептал он. — Гришка!!! — вдруг закричал он и что есть силы рванул за канатные ограждения. — Гри-и-и-шка!!!
Крик мальчишки тонул в гуле самолётных двигателей, он бежал, размахивая руками, крича во всё горло и подставляя лицо встречному ветру. Слов Андрейки Маришке не было слышно, но она увидела, как с верхней ступеньки трапа самолёта, вырвав ладошку из рук стюардессы, кубарем скатился другой мальчик и бросился к Андрейке. Они мчались навстречу друг другу, потому что, где бы они ни были, что бы с ними ни случилось, они всё равно были братьями, и не было на земле силы, которая смогла бы их остановить.
Что бы ни творилось на нашей грешной земле, ничто не в силах перечеркнуть прошлое. Человеческая память беспредельна, и пока будет жить в сердцах наше прошлое, будем жить и мы сами. Переплетаясь тонкими, незримыми нитями с пространством, карая и милуя, уничтожая и возвеличивая, из одной ладони в другую время пересыпало золотой песок дней.
Отшумев тёплыми ливнями, незаметно пролетело лето, и вновь по земле разлилось горькое золото опавшей листвы. Прелая стынь, мешаясь с октябрьскими ветрами, вызванивала в воздухе мелодию замирающего дыхания мироздания, а стремительная синева небес покрылась прядями ранней осенней проседи. Наталкиваясь друг на друга, рваные заплаты облаков хмурили небо, а под ногами, словно старые и никому не нужные листки календаря, гнили золотые монеты осенних листьев.
Четыре месяца — это совсем немного, маленькая песчинка в руках вечности, но для того, чтобы изменить судьбу человека, иногда бывает достаточно нескольких мгновений.
В сентябре из археологической экспедиции вернулся Павел Игоревич Бессонов. После того, как он уволился из клиники, жизнь его круто изменилась. Отправляясь летом с друзьями в Египет на раскопки, он не предполагал, что это занятие захватит его с такой силой. Избалованный годами городской цивилизации, он не подозревал, что дело, которым он увлекся случайно, из чистого интереса и желания сменить обстановку, станет смыслом его жизни. Теперь, готовясь к следующему сезону, он с увлечением штудирует учебники по археологии и всерьёз подумывает о втором высшем образовании, но на этот раз историческом.
К Новому году Гену Якорева решено отправить представителем от клиники на медицинскую конференцию во Францию. Всё бы, конечно, хорошо, но говорят, что французы — люди экстравагантные и одним жульеном отделаться не удастся. По этому поводу его жена Света приобрела мудрёную книжку по французской кухне и начала её штудировать с самой первой страницы.
Надо полагать, в обозримом будущем всего ей приготовить не удастся, но в местном супермаркете она уже купила упаковку замороженных грибов с патетическим названием «трюфели» и положила глаз на лягушачьи лапки. С грибами Геночка уже смирился, но в утверждение, что с завязанными глазами вкус лягушачьих лапок ничем не отличается от куриных, он не верит и предусмотрительно откладывает это мероприятие на потом.