Дар дождя

Я сказал ему, и он умолк. Потом присел на корточки и что-то нацарапал на земле палкой.

– Октябрь сорок четвертого, – растерянным голосом повторил он. – Значит, я партизаню уже три года.

Когда он поднял взгляд, в его глазах была усталость.

– Все скоро закончится, – сказал я, но слова вышли пустыми.

Йонг Кван сразу же проникся к Кону неприязнью. Коммунисты давно враждовали с триадами.

– Все в отряде видели, что я больше понимаю в тактике и сражаюсь лучше, чем Йонг Кван. Мы сделали столько успешных налетов на япошек, что нам пришлось на несколько месяцев залечь на дно. Нам удалось уничтожить несколько важных объектов. А из тех гарнизонов, на которые мы нападали, мы брали еду и медикаменты. Я хорошо кормил свой отряд. Все стало еще хуже, когда я встретил Суянь. Мы стали друзьями, а поскольку мы были молоды и одиноки, то и любовниками.

– Она – женщина Йонг Квана?

– Да.

– Ты сошел с ума. Зачем ты взял ее сюда?

– Она беременна.

– От тебя?

– Мы не знаем. Но от ребенка надо избавиться. Неизвестно, сколько еще протянется война. Она не может рожать в джунглях.

– Пусть останется здесь. Ты не должен заставлять ее избавляться от ребенка.

– Я не заставляю. Она сама настояла. – Он увидел выражение моего лица.

– Не беспокойся об этом. Я сам разберусь. У меня есть знакомые в городе. Спасибо, что дал нам нужную информацию. Теперь мы с тобой в расчете.

– Да, в расчете.

– Пойдем с нами. Ты же знаешь, что именно так надо поступить.

– Я больше ни в чем не уверен, Кон.

Я не знал, когда снова его увижу и увижу ли вообще. Меня раздирало между желанием пожелать успеха в выполнении задания и надеждой, что он не станет его выполнять. В конце концов я решил ничего не говорить и просто поклонился.

Радарная установка была уничтожена через три дня. Это случилось в полдень, и в Джорджтауне взрыв был хорошо виден и слышен. Я отчасти ликовал и надеялся, что Кону удалось скрыться. Но мне стало страшно. Японцы отреагировали решительно, забирая всех подряд, и меня снова и снова вызывали зачитывать имена в городе и окружающих деревнях. Я знал, что люди, которых вытаскивали из толпы, были невиновны, но ничего не мог сделать. И злился на Кона, потому что ему не приходилось мириться с последствиями.

Во мне пустил глубокие корни страх, ставший постоянным спутником. Когда же я позволил ему войти, пробраться внутрь и прилепиться к себе? Были дни, когда я с трудом дышал, словно кровь теряла текучесть, свернувшись от страха.

Я каждый день сопровождал Горо на операции по плану «Суцин», с которых он возвращался с победоносным видом. Мой гнев разгорался все больше, мне хотелось его убить.

Я знал, что спас бесчисленное множество жизней благодаря информации, которую передавал Таукею Ийпу. Но я не мог спасти всех. Кому-то приходилось отправляться на казнь, чтобы в глазах Фудзихары и кэмпэнтай я оставался незапятнанным. Тайная полиция организовала за мной слежку, даже не позаботившись замаскироваться. Я с обидой пожаловался на соглядатаев Эндо-сану.

– Это для твоей же безопасности. Ты знаешь, что антияпонские группировки угрожают тебя убить? Тебе же нечего от меня скрывать, верно?

Я кивнул, но отвел взгляд в сторону. Знал ли он про мое пособничество триадам? Знал ли о роли, которую я сыграл в уничтожении радарной установки на Горе? У меня не было совершенно никакой возможности что-нибудь у него выпытать. Он был слишком осторожен, обладал хитростью и зрелостью человека в три раза меня старше. Он во всем меня превосходил, и я слишком поздно понял, что так было с самого первого дня.

Гуляя с ним после работы по берегу, в миле от Истаны, я спросил:

– Вам ведь известно, чем занимается Фудзихара-сан?

– Да, известно.

– И вы ничего не чувствуете?

– Я чувствую огромный стыд и боль. Но у меня есть свои обязательства. Идет война. Это – часть пути, которую нам надо преодолеть. И да, путь нелегок.

Над нами пролетела эскадрилья «Зеро», крошечных, как москиты, над землей, которую они облетали с дозором.

– Когда меня не станет, что во мне ты будешь вспоминать больше всего? – спросил Эндо-сан, провожая взглядом исчезающие вдалеке самолеты.

Я взвесил его вопрос.

– Не знаю. Я даже не знаю, что мне теперь о вас думать, откуда же мне знать, как я буду о вас вспоминать?

Остров отошел от первой вспышки арестов и затаился, наблюдая за происходящим. Из-за того что я сопровождал Горо, меня стали бояться, и, ходя по городу, я чувствовал на себе всеобщую ненависть.