Дар дождя

– Тебе не нужно просить. Я это сделаю. Я заберу Танаку-сана с собой, когда буду уходить.

– Тогда я буду перед тобой в долгу. Ты не представляешь, насколько Йонгу Квану нравится издеваться над своими жертвами. Я не могу позволить, чтобы Танака-сан пострадал. Возьми его обратно на Пенанг, когда будешь возвращаться. Спрячь его в горах.

Мы сидели перед холодным ужином из ямса и жилистого мяса дикого кабана. В лагере уже было несколько британских солдат, часть авангарда, не так давно высаженного с подводных лодок вдоль Малаккского пролива. Обгорелые лица выдавали в них новичков; бывалые партизаны-европейцы все как один отличались светящейся бледностью, словно духи джунглей, от слишком долгого пребывания в полутьме деревьев.

– Мне нужно уйти как можно быстрее, – сказал я Кону.

Я беспокоился за отца. То, что Горо спасся, означало, что он уже в пути на Пенанг. Он меня видел, и, чтобы меня наказать, Хироси с Фудзихарой используют его показания по полной.

– Тогда пойдем сейчас и подготовим Танаку-сана. Я покажу тебе путь к автостраде.

Мы пробрались к палатке, где держали Танаку. Земля насыщалась водой, превращаясь в грязь. Часового не было, палатка опустела. Мы опоздали.

Мы бросились обратно в пещеру, и Кон стал грубо расталкивать толпу. У входа в коридор нас остановил один из партизан: «Вам сюда нельзя. Приказ командира Йонга». Мы остались ждать, вздрагивая от криков, эхом разносившихся по пещере. Через час пленников вывели наружу. У Саотомэ была сломана челюсть, и из носа и рта шла кровь. Он был в сознании, как и Танака, который не мог идти, потому что Йонг Кван переломал ему ноги. Их вытащили под дождь и привязали к молодому дереву. Дождь усилился, смывая с них кровь.

– Оставьте их на ночь там, – распорядился Йонг Кван. – Завтра продолжим.

Мы остались под дождем, а он вернулся в пещеру. Кон снял плащ и накинул его на Танаку.

– Осталось недолго, сэнсэй. Пожалуйста, мужайтесь.

Он медленно побрел в свою палатку и начал паковать вещи.

– Что ты делаешь?

– Ты видел, в каком он состоянии. С одним тобой ему отсюда не выбраться. Думаю, мне пора вернуться на Пенанг. Я хочу снова пройти по отцовскому саду, по улицам Джорджтауна, – в его голосе звучала тоска, как у маленького мальчика, который очень соскучился по дому и по своей кровати. – Мне просто хочется домой. Кроме того, – Кон поднял взгляд на скаты палатки, – я сыт по горло этим бесконечным дождем.

Мы прождали всю ночь, но дождь и не думал заканчиваться. Ближе к рассвету мой друг сказал:

– Пора идти.

Он нашел еще один кусок брезента и превратил его в плащ. Мы опять вышли под дождь, и Кон захватил меч Саотомэ. Я разрезал веревки на Танаке своим мечом, и мы осторожно его подняли. Я увидел, что у него сильно шла кровь из раны, которую раньше не заметил. Оторвав рукав рубашки, я попытался остановить кровь. Он открыл глаза и слабо кивнул.

– С ним что делать? – Я указал на Саотомэ.

– Оставим его Йонгу Квану.

Но Танака прошептал: «Нет».

Он дотронулся до моей руки и сказал:

– Ты знаешь, что надо сделать.

Я покачал головой:

– Он получает только то, что часто учинял сам.

– Это не Путь, – возразил Танака. – Ты же теперь последователь айки-дзюцу, и у тебя есть обязательства. Прояви милосердие.

Я заглянул Саотомэ в глаза, но увидел Изабель, бегущую по бесконечному пляжу. Я увидел Питера Макаллистера и Эдварда – и понял, что мой брат никогда не вернется домой на Пенанг. Саотомэ не мог двигать челюстью, но я знал, чего он от меня хотел.

– Нет, я этого не сделаю.

Я вложил свой меч в ножны, и он закрыл глаза, признав поражение.

– Куда мы пойдем?

– Мы дойдем до реки и пойдем вдоль нее до Ипоха. Это недалеко.

Мы вдвоем подняли Танаку и направились прочь из лагеря. Несмотря на свои страшные раны, Танака ни разу не вскрикнул. Мы почти добрались до реки, когда поняли, что нас преследуют.

– Стой, – сказал я. – Слышишь?

Река гремела течением, и нам было трудно расслышать хоть что-нибудь.

– Я вернусь обратно и выясню, – сказал Кон. – Продолжай идти к реке.

Танака обхватил меня за плечи, и мы продолжили путь к речному берегу, естественной насыпи, которая оканчивалась крутым обрывом. Десятью футами ниже бурлящая вода размывала берег, неся с высокогорий стволы поваленных деревьев, ветки которых высовывались из неумолимого потока, словно руки утопающих. Река гремела, растягиваясь и перекручиваясь бесконечным выбросом чистой энергии. За спиной раздался шорох, но под весом Танаки поворачиваться было сложно.

– Это я, – сказал Кон. – Ты был прав. За нами идут Йонг Кван с Суянь и еще несколько. Они очень близко. Наверное, Саотомэ поднял тревогу.

– Опусти меня, – попросил Танака.

Я осторожно спустил его на землю, и он едва не застонал от боли.

– Я больше не могу. Вам нужно идти. Особенно тебе. – Он обратился ко мне. – Ты должен вернуться к отцу.

– Мы не можем вас здесь оставить, – возразил Кон. – Йонг Кван будет вас мучить так долго, как только возможно.

Между учителем и учеником промелькнул миг полного понимания, и наконец Кон сказал:

– Я сделаю это, сэнсэй.

Танака снял с шеи круглый амулет. Это был мон, его семейный герб.

– Это тебе.