Дар дождя

Пенангские коммерсанты считали, что война в Европе вытащит малайскую экономику из ямы, в которую та скатилась. Цены на олово, каучук и железную руду должны были подскочить до небес.

– Безусловно, но доставить все это туда будет проблематично, – возразил Эдвард.

– Здесь с нами все будет в порядке, – сказал Уильям. – До войны далеко.

В его голосе прозвучала горечь, и я понял, что ему не хотелось возвращаться на Пенанг. Он никогда не скрывал, что не горит желанием работать в семейной компании. Единственной причиной, по которой он проделал путешествие длиной в восемь тысяч миль и вернулся с ними домой, был прямой приказ отца.

Ноэль смотрел в окно, поджав губы.

– Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты год-другой поработал в компании, прежде чем поступать на военную службу. И ты мне это пообещал перед отъездом. По крайней мере, узнаешь, откуда берутся деньги, которые ты спускал на своих лондонских друзей.

Уильям был уязвлен, и, прежде чем он успел ответить, я успел заполнить паузу:

– «Стрейтс-таймс» резко осудила внезапное нападение на военно-морскую базу в Скапа-Флоу[59].

– Чертовы немцы, – сказал Эдвард. – Семьсот жизней потеряно. Британских жизней, – добавил он, словно те имели бо́льшую ценность.

– А японцы – в Китае, – отец повернулся к нам. – Они раздирают страну на части. Как ваша семья, Лим?

Глаза дядюшки Лима посмотрели на нас в зеркало заднего вида.

– Они вроде в безопасности, сэр. Моя дочь уже здесь.

– Отлично. Тебе следует послать и за женами. Мне действительно кажется, что здесь им будет безопаснее. На Пенанге с ними ничего не случится. В данный момент Малайя – одно из самых безопасных мест в мире.

Я снова подумал про рассказы Мин. В последние недели дядюшка Лим усердно снабжал меня последними новостями о жестокости японцев, которые черпал в более радикальных китайских газетах. Мне хотелось попросить его прекратить это делать, но какая-то часть меня жаждала их услышать.

– Вы не думаете, что они вторгнутся в Малайю? – спросила Изабель, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Отец, посмотрев вдаль, ответил:

– Думаю, что попытаются. И у них ничего не выйдет. Сингапур вооружен до зубов и даст отпор кому угодно. В море смотрят тридцатидевятидюймовые пушки. На случай если какой-то глупый японец вздумает проскочить, океан патрулируют эсминцы, и везде полно солдат, даже здесь, на Пенанге. Мы в безопасности.

Такое мнение разделяли большинство живших в Малайе европейцев. Успокоенные его уверенностью, мы оставили эту тему и перешли на их путешествие.

– Так, – заявил отец, – вы знаете, чего в Лондоне мне не хватало больше всего? Никто не возражает, если мы остановимся у палатки Раджу с ми-ребусом?[60]

Напряжение среди пассажиров машины сразу же спало. Изабель с Эдвардом засмеялись и разрешили отцу полакомиться любимой индийской лапшой в единственном уличном ларьке, который он признавал.

За оставшиеся месяцы года жизнь вернулась в нормальное русло. Я перешел в выпускной класс и добросовестно готовился к экзаменам на аттестат зрелости. Эндо-сан стал проводить тренировки реже, чтобы высвободить мне время для учебы. Я делал успехи в латыни, математике и английском. Большинство моих домочадцев изумлялись, но не Эндо-сан. Он знал, чего я мог достичь, если поставлю перед собой цель. В конце концов, именно он меня этому научил.

Отец очень любил читать и гордился своей библиотекой. Как обычно, в багаже, который он привез из Лондона, была большая подборка книг. Он не смог распаковать их сразу же по возвращении из-за накопившихся дел в компании, и я знал, что ему не терпелось этим заняться. Однажды в декабре, после завтрака в выходные, он сказал:

– Ты сейчас ничем не занят. Пойдем, поможешь мне с книгами.

Отец знал, что я был рад ему помочь; когда мы ходили по библиотеке, ставя нужную книгу на нужное место, одновременно обсуждая ее, споря о ее достоинствах и недостатках, наши лица сияли одинаковым удовольствием.

Библиотека располагалась в западном углу дома, далеко от комнат, где мы обедали или принимали гостей. Несмотря на размер, она была тихой и уютной. Окна были открыты. Снаружи солнце разливало свет, какой бывает только на Пенанге, – яркий, теплый, живой, играющий красками моря. Ветер тихо раскачивал казуарину, на ветках которой танцевали воробьи, неистово хлопая крыльями.

У окна стоял стол красного дерева, отец часто за ним работал. Комнату занимали книжные полки до потолка, но одна из стен предназначалась для отцовской коллекции бабочек и кинжалов-керисов.

Пришпиленные бабочки в деревянных ящиках-витринах были снабжены аккуратными этикетками – ровные ряды papilionidae, чьим высушенным крыльям, пусть и сохранившим богатство красок, больше не суждено было взлететь. Отец был увлеченным лепидоптерологом и ездил по всей Малайе в поисках новинок для коллекции, пока моя мать не заболела, сопровождая его в очередной экспедиции. Тогда он надеялся найти Трогоноптеру раджи Брука[61], редкий вид, впервые открытый Альфредом Расселом Уоллесом в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году.