Дар древних

– Нет! Все действительно очень неплохо. Вы быстро среагировали. Таблетки только начали всасываться, так что все обойдется без последствий. Если решите обратиться к специалисту, то я могу порекомендовать отличного психолога. Он сможет проконсультировать вашу жену и вас, чтобы вы знали на что реагировать. Вот его визитка, – доктор положил белый прямоугольник на стол.

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич, – сказал Виктор, поднимаясь и протягивая врачу руку, – Мне пора, дел много, – не глядя забрал со стола визитку, – Спасибо за чай.

– Рад, что вы зашли, – ответил на рукопожатие Александров.

Этим вечером Виктор напился, как не позволял себе напиваться с юности. Не сказать, что он был раздавлен или сильно огорчен. Скорее больше пострадало его самолюбие. Была некая уверенность, что он из тех мужчин, которых не бросают, и дело не только в деньгах.

– Как же я проморгал Светку? И почему я ничего не чувствую кроме досады? Неужели мы действительно были только соседями, которые иногда спали в одной постели? Черт, как же я это допустил, правда что ли старею и теряю хватку? Так и до депрессии недалеко. Нужно мирно разрешить эту ситуацию. У Светки еще все может получится, я буду рад за нее. Но почему же тогда так тошно?! – проорал он, швыряя пузатый бокал в стену номера в отеле, в котором он напивался. Он резко поднялся и зайдя в ванную сунул голову под струю холодной воды. Когда его немного отпустило, он стянул через голову мокрую рубашку, вытерся пушистым полотенцем, висящим в кольце рядом с раковиной и вернулся в комнату, ища глазами свой телефон. Виктор сомневался правильно ли он делает, но решил, что ему нужно выяснить всю правду, иначе он так и будет возвращаться к этой истории. Не обращая внимания на позднее время, он позвонил секретарю и велел выяснить в редакции телефон журналистки, которая брала у него интервью.

Интерлюдия

Не спит в своей избе Марья. С тяжелым сердцем стоит она на коленях в красном уголке своей избы и читает, известные только ей обращения и молитвы. Страшное почувствовала она при рождении малышки. И теперь ей предстояло ввести себя в состояние транса и увидеть то, что предначертано, как бы кошмарно оно не было. Будущее, которое грозит многим людям. Ужас, который, возможно, она сможет предотвратить.

***

Крепчал мороз. Усы и бороды всадников покрылись инеем. От студеного воздуха больно щиплет в носу. Всадники, много часов скачущие в обозе, начали промерзать и раздражаться. Начали переругиваться меж собой. До серьезных склок, конечно, не дойдет, они едут в свите царя батюшки, но могут затаить друг на друга обиду, а обиды между ними хорошо не заканчиваются.

Глядя на настрой своего бравого войска, Иван Васильевич, прозванный «Грозным», ехавший из Москвы в Тверь, разрешил им заехать по пути в деревеньку, «обогреться и размять кости». Встрепенувшиеся всадники заметно повеселели от обещанной потехи и увидев впереди вьющийся над деревьями дымок радостно гикая поскакали в сторону деревушки. Царский обоз неспешно подъехал к небольшой замерзшей речке, где и решено было дожидаться ускакавшую вперед группу. Сидевший в пошевнях царь поглубже натянул меховую шапку и зябко кутаясь в шубу, вышел в морозную ночь и с наслаждением потянулся:

– Распорядись, чтобы не затягивали там! Разомнутся, да и двинемся, неча на морозе ночевать.

Григорий Лукьянович Скуратов, по прозвищу Малюта, с подобострастием поклонился и слегка сжав коленями бока коня, в один миг уже отдавал приказы, оставшимся обозным. Сейчас же от группки отделился всадник и поскакал в сторону деревеньки, откуда уже начали доноситься человеческие крики. Остальные с завистью смотрели ему вслед. Малюта вернулся на свое место и спешившись, замер рядом с царем.

Невозможно описать творившиеся бесчинства, устроенные многочисленным войском опричников. Впрочем, это была не первая деревня на их пути и, увы, далеко не последняя. Они высаживали двери в домах, выносили воротины, врывались во дворы. Гикая и свистя, вытаскивали людей на мороз в одном исподнем, волоча их за волосы. Сбивали в кучу воющих, заходящихся криком, обезумевших от страха людей. Хлестали их плетьми и кистенями. Поджигали дома тех, кто, услышав крики, успел запереться и у кого не смогли выломать дверь, подперев ее снаружи, чтобы хозяева горели заживо. Отовсюду слышался громкий плач испуганных детей, стоны, мольбы о пощаде и бабий вой.

Один из первых, был дом Федора и Варвары. Ворвавшись, опричники застали их стоящими около божницы. С печки выглядывали головы малышей, рядом с матерью стояла, перекошенная от страха Анюта, около Федора, вцепившись в край стола стоял побелевший Тимофей. Варя шептала молитвы, Федор встал перед женой, загораживая ее.