Дар джинна

И вот сейчас они бесчинствовали среди расстроенных порядков гитлеровцев, впавших в панику при виде молниеносного уничтожения своих грозных бронированных боевых машин. Ещё оставалось полторы-две тысячи солдат в каких-то двухстах метрах от наших окопов, но идти вперёд никто из них не захотел. Да и некому уже было приказать сделать рывок вперёд. Фигурки в фельдграу залегли на поле, попрятались в воронках и за остовами подбитой техники. А когда среди них появились советские танки и броневики, демонстрирующие неуязвимость и поразительную точность, то фашисты в панике бросились назад.

Вслед им понеслись пулемётные очереди и мины, снаряды. А чуть позже за моей спиной подала голос еврейская батарея, начавшая обстрел цели где-то впереди. Судя по шуму взрывов, обстреливали они что-то находящееся в пяти-семи километрах от нас.

— Разве дистанция у особого оружия настолько невелика, что нужно было подпускать врага так близко к своим траншеям? — донёсся до меня вопрос старшего майора, обращённого к комполка.

— Эм-м… тут дело-то в том, товарищ старший майор, — ответил тот, — что значительная часть особого оружия товарища Глебова использует трофейные боеприпасы. Вот чтобы не ходить далеко и не давать шансов трофейщикам противника уволочь к себе назад подбитую технику и собрать патроны с винтовками, мы стараемся бить врага как можно ближе к себе. Тем более, особая защита позволяет свести потери к минимально допустимым. А ещё при такой тактике мы наносим самый большой урон врагу.

К вечеру были подведены потери и достижения. Сначала стоит сказать о грустном: в результате массированного артналёта и последующей атаки, несмотря на все мои чары, дивизия потеряла двести шестнадцать человек убитыми и сто сорок одного раненого. Сто из них были тяжелыми. Больше двухсот винтовок и пистолетов-пулемётов, десять ручных пулемётов и одно орудие вышло из строя. Около половины укреплений были уничтожены. Теперь там требовалось заново отрывать траншеи, изготавливать щиты из досок и жердей, перекрывать блиндажи и ДЗОТы.

Немцам досталось куда больше. Убитыми мы насчитали свыше тысячи гитлеровцев, плюс взяли в плен триста восемьдесят человек. Сто сорок девять танков и бронеавтомобилей остались на поле перед нашими позициями. В лазарет в Пинск были отправлены ещё шестьдесят семь серьёзно раненых захватчиков (добивать было запрещено строжайше, краем уха я услышал, что туда должны прибыть корреспонденты и сделать десятки снимков о том, как обращаются с пленными в СССР, заодно будет показан разгром сильной группировки войск Германии на Пинском направлении). Чуть позже вернулся Воронцов, сообщивший, что уничтожил двадцать шестиствольных реактивных миномётов и восемь тяжёлых гаубиц со всеми расчётами. А это почти двести человек.

Всего несколько часов сражения, включая и артобстрел, а итоги как после длительного боя, как бы даже не многодневного.

У Рогачёва и Корша всё было куда менее радужно. Хоть немцы атаковали их куда меньшими силами, но и по насыщенности зачарованным оружием их бойцы сильно уступали невнягинским. Дело дошло и до рукопашной. К счастью, противника им удалось отбросить. Корш потерял убитыми и ранеными половину личного состава. У Рогачёва кроме потерь в живой силе было уничтожено одно судно и ещё одно серьёзно повреждено.

— Завтра в три часа вы должна атаковать немцев и занять Иваново, — огорошил нас всех комиссар, прибывший вместе с Дроздовым. — Мы с товарищами увидели, что у вас достаточно сил, чтобы выполнить этот приказ.

Невнягин помрачнел от этих слов.

— Хочу заметить, что моя дивизия, к слову, и так не отличающаяся численностью, сегодня потеряла треть личного состава, — холодно произнёс он. — Остальные устали, сейчас все заняты на восстановлении разрушенных укреплений.

— Они практически не сражались, — отмахнулся от него гость. — Позиции им не понадобятся ко всему прочему, так как в приказе указано, что вам следует занять населённый пункт Иваново и там закрепиться. На ваше место придут другие части.

— Да вы с ума сошли! — не выдержал генерал. — У меня со всеми, кого могу бросить в наступление — ополченцами и призывниками — наберётся от силы семьсот человек. Треть ещё толком не научилась винтовку в руках держать!

— Вы забываетесь, — процедил Дроздов, вмешавшись в беседу.

— Прошу прощения, — буркнул Невнягин и бросил быстрый взгляд на меня.

Увы, я ему ничем помочь не мог. Меньше всего хотелось влезать в эти дрязги. Тем более, не сильно и разбирался во всех этих военных игрищах. С моей колокольни: неправильно наступать, когда тебя справа и слева зажали и вот-вот вообще окружат. С другой стороны, удар вперёд на несколько десятков километров заставит немцев запаниковать и перебросить в нашу сторону дивизию-другую с других направлений и, возможно, оттянуть те части, которые нависли с севера и юга над Пинском.

— Это приказ Ставки, — ответил московский комиссар. — Тем более, вам поможет товарищ Глебов. Не так ли? — и повернулся в мою сторону. — В донесениях я читал, что в считаные секунды вам по силам уничтожить роту пехоты или несколько самолётов.