Дар Элизабет

Элизабет испытывала столь же сильные чувства. Даже стараясь изо всех сил сосредоточиться на своей работе, она иногда не выдерживала и вытирала слезы краем рукава. Когда она отвела взгляд от Мэтью и Мэриан и посмотрела на Хоксли, в обязанность которого входило удерживать тело Мэтью в неподвижном положении, их взгляды встретились, и они долго глядели в глаза друг другу. В этот момент что-то произошло между ними, как будто возникла новая, более сильная связь. Нечто подобное однажды уже произошло в Пэкстоне…

Хоксли посмотрел на милое лицо Элизабет, на ее носик, усыпанный крошечными веснушками, и подумал, что она, вероятно, прочла его мысли, когда Элизабет вдруг вспыхнула и отвела взгляд.

– Ну, разве у нас плохо получается, мой мальчик? – обратился доктор Камерон к Мэтью, накладывая повязку на его рану.

Так как Мэтью уже давно находился без сознания, доктор и не ждал от него ответа. Он улыбнулся своим помощникам, на чьих побелевших лицах блуждали еще более слабые улыбки, чем его собственная. Но напряженная тишина в комнате, кажется, совсем не беспокоила доктора, он выпрямился, протянул руку и хлебнул из бутылки Мэтью.

В тот же момент тишина нарушилась, и уже настоящие улыбки появились на лицах у всех. Доктор взял тарелочку с кусочком металла и протянул ее Элизабет.

– Положите в бутылку и запечатайте для мальчика. Ему захочется показать это своим внукам. Прекрасный образец французской ручной работы!

– Элизабет!

Голос Хоксли разбудил ее. Она открыла глаза и увидела колеблющийся огонек свечи: Хоксли неслышно проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь. Почему он вошел без стука? Заволновавшись, Элизабет села на кровати.

– Дедушка? Мэтью? Что случилось, Натан?

Только тут она заметила, что на Хоксли черный дорожный плащ. Он собрался в путь! Взглянув на каминные часы, Элизабет обнаружила, что он разбудил ее в четыре утра. Ее сердце тяжело забилось. Не в силах о чем-либо спрашивать, она молча смотрела на Хоксли, а тот присел на край ее кровати и заговорил:

– Паук объявился опять. Только что нам сообщили, что вчера на континенте убиты его агенты. Он явно дал приказ своим наемникам замести все следы его шпионской деятельности, а сам собрался залечь на дно. Но перед этим он решил уничтожить своих врагов.

– И нашу семью?

– Дедушка убежден, что с ним Паук расправится в последнюю очередь, но мы все равно оставляем здесь надежную охрану. Сегодня Паук совершил нападение на Фостера и Виггела в их собственных домах, и мы с Вулфи едем предупредить других об опасности.

Когда он закончил, Элизабет с тревогой спросила:

– А вы сами едете с охраной, Натан? Что, если вы встретите его и он нападет на вас?

Хоксли мрачно ответил:

– Именно этого мы и добиваемся, Элизабет. Мы хотим устроить ему ловушку.

Элизабет чувствовала, что непременно скоро вновь встретится с Пауком – именно она, а не Натан! Надо попытаться сосредоточиться: вдруг ей прямо сейчас удастся увидеть монстра? Элизабет закрыла глаза, убрала из своего сознания все оборонительные барьеры и стала ждать. Ничего! Ни цвета, ни ощущений… Тогда она спросила:

– Что я могу сделать?

Хоксли поколебался: ему явно не хотелось просить ее о помощи.

– Мы давно не говорили о твоей способности читать мысли людей…

– Да, эта тема не очень популярна в наших разговорах.

Он смущенно улыбнулся:

– Помнишь, как я просил тебя перестать внедряться в чужие мысли?

– Ты хочешь сказать – потребовал?

– Можно сказать и так, – нехотя согласился Хоксли. – Я думаю, ты проигнорировала мои требования, как обычно? Но это к лучшему: именно сейчас…

– О, Натан, это ужасно! Ты хочешь, чтобы я узнала его, прочитав его мысли? Но я не уверена, что смогу! Я четыре года пыталась отучиться от этого!

Стараясь скрыть разочарование, Хоксли спросил:

– Но как тебе это удалось?

– Сначала я пыталась отвлечься самыми простыми способами: считала ступеньки лестницы, читала что-нибудь… А потом начала изучать медицину и иностранные языки.

– А не можешь ли ты хотя бы временно восстановить эту способность? Или чужие мысли совсем перестали являться тебе?

Элизабет была рада, что в комнате горела всего одна свеча: она почувствовала, что сильно покраснела, вспомнив, как прочла мысли Хоксли о ней во время танца на балу.

– Иногда что-то прорывается. Обычно это как музыкальный фон на званом вечере, когда ты его, в общем-то, не слышишь.

– Но почему ты решила подавить в себе эту способность? – с любопытством спросил Хоксли. – Уж, наверное, не потому, что я просил тебя об этом?

Элизабет поколебалась, не зная, как ответить.

– Видишь ли, это стало настоящим стрессом, особенно когда я начала взрослеть и больше понимать. В Шотландии я почувствовала, что просто не смогу жить, если не избавлюсь от своего проклятия…

– Если это до сих пор так действует на тебя, Элизабет, мне, наверное, не следует просить тебя об этом. Однако ситуация сейчас решающая.

Сердце Элизабет болезненно сжалось, но она сказала с преувеличенной бодростью, стараясь за иронией скрыть свой страх:

– Могу ли я попрактиковаться на тебе?