Дар Гумбольдта

— Такое впечатление, что ты читаешь «Тайм» или «Ньюсуик» только в очереди к зубодеру. На экраны вышел сенсационный фильм, гвоздь сезона. На Третьей авеню очередь за билетами выстроилась почти на три квартала. В Лондоне и Париже то же самое. И знаешь, как называется фильм? «Кальдофредо»! И снят он по сценарию, который написали вы с Гумбольдтом. Он принесет миллионы.

— По тому же сценарию? Ты уверен?

— В Нью-Йорке мы с Полли пошли в кино и оба вспомнили, о чем ты рассказывал нам в Чикаго. Можешь не верить мне на слово. Посмотри сам.

— Фильм идет в Мадриде?

— Нет, тебе придется съездить со мной в Париж.

— Ну, нашего главного героя действительно звали Кальдофредо. Он один из выживших после крушения в Арктике дирижабля Умберто Нобиле?

— Ест человечину! Русские уличают его в каннибализме! Возвращается в деревушку на Сицилии! Становится продавцом мороженого! Все дети в деревне от него без ума.

— Ты хочешь сказать, что кто-то слепил что-то порядочное из этой белиберды?

Кантабиле заорал:

— Да они воры! Жулики! Мошенники! Эти сволочи обокрали тебя! Сняли фильм по твоему сценарию. Как он вообще оказался у них?

— Все, что я знаю, — сказал я, — так это то, что Гумбольдт передал наброски какому-то Отто Клински в здании РКА. Он рассчитывал, что тот сможет передать их парикмахеру сэра Лоуренса Оливье через родственника какой-то уборщицы, матери подружки миссис Клински. Неужели они действительно попали к Оливье? Он играет главную роль?

— Нет, ее исполняет какой-то другой англичанин, кто-то вроде Чарльза Лоутона[416] или Питера Устинова[417]. Чарли, фильм просто шикарный. Если мы сможем доказать ваше авторство, мы возьмем этих сволочей тепленькими. Я так и сказал им, ты понимаешь, что я готов искрошить их на мелкие кусочки. Я настроен поотрывать им яйца и взбить в пену.

— Когда дело доходит до угроз, с тобой никто не сравнится, — заметил я.

— Придется припереть их к стенке, чтобы не тянуть резину в суде. Нам нужно быстрое решение вопроса. Какие у тебя есть доказательства?

— Гумбольдт сам себе отправил копию сценария заказным письмом, — объяснил я. — Это письмо никто никогда не вскрывал.

— У тебя оно есть?

— Да, я нашел его среди бумаг вместе с запиской, где все объяснено.

— А почему он просто не оформил авторские права?

— В таких случаях это единственный способ. Но совершенно законный. Гумбольдт наверняка наводил справки. Его всегда консультировало больше юристов, чем весь Белый дом.

— Эти киносволочи не нашли для меня времени. Теперь посмотрим, кто кого. Наш следующий шаг, — сказал он, — лететь в Париж.

— Наш?

— Беру расходы на себя.

— Но я не хочу никуда лететь. Мне даже здесь не следует находиться. После обеда я обычно запираюсь у себя в комнате.

— Зачем? Просто сидишь?

— Да, сижу и погружаюсь в себя.

— Вот чертов индивидуалист, — фыркнул Ринальдо.

— Да нет же, я стараюсь увидеть и услышать внешний мир изнутри, избавившись от всех внутренних помех, будто из пустого, совершенно безмолвного сосуда.

— И ты думаешь, от этого будет какая-то польза?

— Согласно учебнику, если сидеть достаточно спокойно, в конце концов завеса, скрывающая весь внешний мир, каждый цветок, каждое животное, каждое действие, спадет и откроет немыслимые тайны — это цитата.

Он уставился на меня своими бойкими глазками из-под изогнутых бровей.

— Черт возьми, уж не собираешься ли ты превратиться в одного из этих трансцендентальных извращенцев? Невозможно получать удовольствие просто от того, что сидишь тихо.

— Я получаю огромное удовольствие.

— Едем со мной в Париж.

— Ринальдо, я не хочу ехать в Париж.

— То ты встаешь на дыбы, то тебе на все плевать, но всегда не там, где нужно. У тебя все перевернулось с ног на голову. Поехали в Париж, посмотришь фильм. Да это же от силы день-два. Остановишься в «Георге V» или в «Мерис». Чем и укрепишь наши позиции. Я нанял двух хороших адвокатов, француза и американца. Мы вскроем запечатанный конверт при свидетелях, давших присягу. А может, даже в американском посольстве в присутствии торгового и военного атташе. Так что давай, Чарли, собирай вещички. Через два часа самолет.

— Нет, не думаю, что мне это нужно. У меня действительно не осталось денег, но сейчас без денег я чувствую себя гораздо лучше, чем когда бы то ни было с деньгами. Кроме того, не хочу бросать малыша.

— Перестань вести себя так, как будто ты его родная бабушка.

— И вообще, я не люблю Париж.

— Не любишь Париж? Что ты против него имеешь?

— Предубеждение. Париж для меня — город-призрак.

— Ты рехнулся. Тебе позарез нужно взглянуть, какие очереди выстроились на Елисейских полях за билетами на «Кальдофредо». Это же твой успех. Он наполнит тебя таинственной силой — словишь кайф. Я понимаю, ты злишься, что французы сделали тебя каким-то низкосортным рыцарем, и воспринимаешь это как личное оскорбление. Или, может, ты ненавидишь их из-за Израиля? Или из-за их поведения в прошлую войну.

— Что за чепуха?