Дар языков

Ирина много придумывала, но мало говорила, предпочитала рассылать эсэмэски или записывать, а после показывать, сжимая длинными пальцами, смартфон с мелкими буквами текста. Они бы не стали читать, напрягаться, разглядывая экран, они бы с готовностью восприняли Ирину как забавную недоделку, «недотелку», если бы не Лиза. Потому что Ирина пришла с Лизой – это раз. Нет, не так! Это Лиза пришла с Ириной. Раз – то, что Ирину привел рыжий Максим. А два в таком случае и не требуется. Что Рыжий, что Лиза – непреложные авторитеты.

Позже, через два-три месяца после знакомства, еще в Питере, до поездки, забрезжило: Ирка-то – да. Понимает, если не – даже! – знает нечто такое, что им пока недоступно. Но уклейки быстро усваивают и присваивают идеи стаи, потому что они все вместе – это они одно. Голов много, но сознание общее.

Что до будущей своей пещеры, ко всему прочему, восхождение на Башлангыч не требовало особенной физической подготовки, дорогого снаряжения и высоких спортивных достижений. Вообще-то туда даже водили экскурсии, и относительно дальние, под присмотром егерей. Если есть у человека удобная обувь, шляпа-панама и пластиковая бутылка с водой, можно слоняться по Башлангычу с утра до вечера. С теми же егерями договорившись. За определенную плату, само собой, – заповедник!

Они и слонялись, сиречь искали. Старались вставать пораньше, выбирались из палаток, разбитых в «диком лагере» на единственном песчаном участке пляжа под мысом Биек, резко и высоко вырастающим из песка. Быстро ныряли в мелкие шипящие волны теплого залива, покуда солнце неспешно выдиралось из моря – далеко, на глубине у хрестоматийного горизонта; проглатывали вчерашнюю подсохшую булку, запивая ее кефиром или соком, и торжественной трусцой возносились к подножию горы.

При двух палатках, на хозяйстве, оставались черненькая Ирина или беленькая Лиза, по очереди. Ирина училась на филфаке, как это принято у барышень. Иногда с Ириной оставался рыжеволосый Максим, его звали Рыжим, чтобы не путать с другим Максимом, Максимом Петровичем, преподавателем философии. Но в экспедиции обходились без отчеств, и оба преподавателя, до сих пор не перешагнувших тридцатилетнего рубежа: Максим Петрович и язвительный Сергей Николаевич, – считали это само собой разумеющимся. Сергей также был философом, настоящим и будущим, и преподавателем университета.

Сергей в принципе неплохо относился к женщинам. Даже три или четыре раза неадекватно вожделел некоторых. И три или четыре раза заводил романы, не всегда с теми, кого вожделел. Женщины были заинтересованы в нем сильнее, а главное, женщины были активнее. Пусть он не красавец, но вполне ничего себе: высокий, подтянутый, с длинными мышцами легкоатлета и темными завитками на висках. Глаза серые, обычные, но брови! Чудесные густые, прихотливо изогнутые брови делали Сергея неотразимым, особенно в сумерках. Все бы у него сложилось с женщинами, если бы не печальное открытие: они, женщины то есть, оказались абсолютно и безоговорочно другими. Другой не то что расой, другим homo, явно не sapiens. Хрупкое очарование не спасало. Могло бы спасти, если бы они молчали. Но они говорили. Много. Студенткам еще можно было извинить алогичность – в юности всякая женщина подобна дикому животному, но в отличие от животного – неразумна. Только ровесницы Сергея, они еще хуже. К алогичности пристегивается апломб, самоуверенность. Одна Лиза, пожалуй, отличалась от своего клана, но Лиза странная.

Рыжий оказался чужим гуманитарному сообществу спелеологов – он был из Политеха, Политехнического института. Но зато «качался» в тренажерном зале вместе с Максимом и Сергеем. Название факультета Рыжего звучало перпендикулярно привычным формулам речи, потому никто толком не знал, какая специальность у их товарища. И никто, кроме Ирины, не знал, что «Рыжий» – это на самом деле его старое имя, немного смешное, но взрослое имя, сменившее детское и официальное «Максим».

Историк на всю компанию был один – Игорь, самый младший из них, двадцати одного года – без недели. А историк – важное лицо в экспедиции!

Беленькая, очень коротко стриженная Лиза не училась нигде, ей это надоело еще полтора года тому назад – ко всеобщему удивлению.