Света взяла, книжку, бандану и пошла в парк, где легко можно было найти скамейки в тени в любое время дня. Даже в самую жару здесь можно было найти не просто тенёк, но и прохладу. Кипарисы здесь росли настолько старые, что были исполинскими громадинами. Да и весь остальной парк был довольно старый. Деревья были не очень высокими, но настолько разросшимися, что их кроны сходились над дорожками, образуя живую арку. Местами она была столь плотной, что благодаря ей тень была в течение всего дня, лишь изредка солнечным лучам удавалось пройти сквозь эту преграду, образуя на дорожках замысловатые узоры. Днём в парке было очень хорошо, и тепло, и прохладно одновременно, легко дышалось. При этом всегда можно было найти место, где было достаточно светло, чтобы посидеть с книжкой. Хуже было ночью, без фонарика не стоило даже пытаться найти дорогу. Фонари стояли только на центральных дорожках парка и рядом с корпусами, да и то особой яркостью они не отличались, остальные же части парка не освещались вовсе. Сошедшиеся же кроны деревьев в это время суток играли обратную роль, вместо пользы несли вред, так как ни свет луны, ни дальние огни зданий сквозь густую листву не просачивались. В центральной части парка был летний кинотеатр, который почти каждый вечер развлекал отдыхающих каким-нибудь фильмом, чаще всего довольно старым по мнению Светы. На фильмы без фонарика приходили только санаторские, для которых дорога к корпусам освещалась. Местные жители и отдыхающие дикарём должны были озаботиться тем, как будут добираться после кино домой. Короткая дорога была через парк, но без личного освещения делать там было нечего.
Света довольно быстро нашла пустую скамейку. Было ещё довольно рано. В этом время в парке было пустынно. Отдыхающие, те, кто был ранними пташками уже были на пляже. Те же, кто любит поспать, в лучшем случае завтракали. Чуть позже в парке начнётся движение: одни отдыхающие отправятся на пляж, а чуть позже жаворонки потянуться с пляжа.
Света открыла книжку и погрузилась в мир Шолохова и донских казаков.
Спустя какое-то время от чтения её отвлекли детские голоса, смех, писк, визг. Как будто детей было как минимум целый детских сад, по факту же такой галдёж устроила всего троица малышей. Света подняла голову от книжки. По дорожке, припрыгивая, хаотично передвигалась эта весёлая ватага, лет четырёх-пяти. Они то двигались вперёд, обгоняя друг друга, то кто-то из них останавливался, и тогда двое других возвращались к нему. Судя по тому, какие они были ещё беленькие, не загорелые, приехали вчера-позавчера. Вот они все втроём вдруг умолкли и замерли над цветком. Детвора стала перешёптываться, видимо, боясь, кого-то спугнуть. Пока они стояли и наблюдали, успели подойти две женщины, судя по всем мамы. Женщины тоже были слишком белые для курорта. Особенно это подчёркивали тёмные волосы. Света присмотрелась к ним внимательнее. Они были очень похожи, не близнецы, но сразу видно, что сестры. Если не приглядываться, то, пожалуй, их даже можно было бы спутать, если бы не разные причёски. У одной короткая стрижка, а у другой волосы чуть ниже лопаток. Дети, все трое, тоже похожи между собой. Света наблюдала за детишками, размышляя:
«Они все трое родные братья-сестры или же кто-то из них двоюродный оставшимся двоим?»
Детишки были одинаково миловидные, курносые, с вьющимися светлыми волосами. «Странно», – подумала Света, – «у многих детей волосы светлые, а с годами темнеют. Интересно, у меня тоже потемнеют волосы».
Дети снова заговорили в полный голос. Ах! Бабочка улетела. Оказывается, это они её рассматривали, поэтому и притихли, чтобы не спугнуть и рассмотреть во всех подробностях. Мальчик, тот что был младше всех, нёс в руках мячик. Вдруг он решил сыграть в футбол. С криком «Васька, лови» – он опустил мяч на землю и не очень ловко ударил по нему. Тот, прямиком прилетел в Свету, она не успела сориентироваться, руки были заняты книжкой. Выпустила книгу на колени и схватила мяч она только когда он уже ударился в неё.
«Ой!» – воскликнул малыш и непроизвольно прикрыл рот ладошкой. Это выглядело несколько комично: и вскрик неподдельного испуга, и общее выражение личика, и расширенные от ужаса глаза, которые и так были не маленькие, а сейчас как будто ставшие вдвое больше, и маленькая пухлая ладошка, прикрывающая полрта. Последний жест был несмотря на свою искренность всё-таки каким-то театральным.
– Тётя, извините, я нечаянно, – начал говорить он, постепенно сморщиваясь, собираясь заплакать.
– Да ничего страшного, я ж его поймала. На, забери свой мячик.
Начинающаяся гримаса плача на мгновение замерла на лице мальчика, а потом её как будто кто стёр, как ластиком. Личико разгладилось, рот стал расплываться в беззубой улыбке. Поняв, что ругать его не будут, малыш как-то бочком стал медленно приближаться к Свете.
– Где зубы-то потерял? – спросила Света.