Дар или проклятие

– Вера Антоновна, чего вы от меня хотите? – От недавнего радостного настроения не осталось и следа, и даже утро вновь показалось ей хмурым, как накануне.

– Я-а? – удивилась свекровь. – Я ничего от тебя не хочу. Ты просто должна понять, что брак – это очень серьезная вещь. И ломать его из-за минутного увлечения недопустимо.

– Вера Антоновна, – терпеливо повторила Наташа, – чего вы от меня хотите? Сейчас я что должна сделать?

– Да ничего ты мне не должна! – возмутилась свекровь. – Но выгнать мужа из-за… из-за…

– Из-за предательства, – подсказала Наташа.

– Господи! Ну как ты не понимаешь? Он же просто влюбился!

– Очень рада за него и не собираюсь мешать его счастью.

– Наташа! – строго сказала свекровь. – Это неостроумно. Ты должна с ним помириться!

– Вера Антоновна, вы предлагаете мне жить с чужим любовником? – Наташе показалось, что она ослышалась.

– С тобой совершенно невозможно разговаривать! – Теперь свекровь чуть не плакала.

– Вера Антоновна, мы говорим на разных языках. Мы никогда друг друга не поймем. Простите.

– Ну, как знаешь! – Свекровь, не прощаясь, бросила трубку. Впрочем, она и раньше никогда не прощалась. Да и не здоровалась.

Наташа медленно положила трубку. Свекровь ни в чем перед ней не виновата, она действительно хочет как лучше. Господи, неужели, не будь у нее Вадима, она стала бы терпеть… Катю?

И тут другая мысль – а почему она, собственно, решила, что Вадим у нее есть? – окончательно испортила ей настроение. Больше всего на свете она хотела сейчас быть уверенной, что Вадим всегда будет ее провожать и встречать, и звонить ей по нескольку раз в день, и она будет гладить его по волосам, если ему взгрустнется. Наташа натянула ставшую халатом фланелевую рубашку и отправилась в ванную.

А утро оказалось таким же мрачным, как все последнее время. Туман и темень.

– Где ты вчера была, Даша?

Дарья совсем не ожидала такого вопроса. Вчера Георгий, спокойно выслушав ее сбивчивый рассказ, как она переводила огромные деньги на счет другой фирмы только на основании устного распоряжения замдиректора Выдрина, так же спокойно сходил в прихожую за ее сотовым и протянул его ей:

– Звони.

А когда она, не понимая, подняла на него глаза, объяснил:

– Звони директору.

– Я боюсь, – прошептала Дарья.

– Звони, Дашенька. Хочешь, я позвоню?

Он давно не называл ее Дашенькой. Когда-то совсем в незапамятные времена он звал ее Дарием, как какого-нибудь кота, и Дарью это бесило, она надувалась, и тогда муж подлизывался и виновато шептал:

– Ты не Дарий. Я ошибся. Ты моя Дашенька. Ты самая лучшая на свете.

Почему ее так раздражал тогда этот «Дарий»? Почему ее так часто все в нем раздражало? Потому что она его не любила? Да нет, она любила его, это Дарья помнила совершенно отчетливо. Любила, но коварная мыслишка, что он – не совсем то, что ей нужно, в голове все-таки присутствовала. Ей вдруг так захотелось, чтобы он назвал ее Дарием, и стало так грустно, что этого никогда не будет, что она неожиданно для себя вскочила со стула, уткнулась в родную шею и замерла. Она и забыла, как хорошо стоять с ним, обнявшись.

– Звони, Даша. – Он слегка отстранил ее и сунул ей в руки телефон.

Потом, когда она с трудом дозвонилась до Петра – почему-то телефон директора долго был выключен, когда все ему рассказала и поняла, что тот, к счастью, в Москве, а она была уверена, что он в Сочи, ей стало казаться, что все… обошлось. Что они с Петром завтра вернут деньги, и снова потечет спокойная размеренная жизнь, в которой она станет верной женой и заботливой матерью, и будет гордиться собой, счастливой и успешной, и своим мужем, надежным и верным. Она даже посочувствовала неудачливому Выдрину и поежилась, представляя, как несладко ему придется. Не производил Петр Михайлович впечатление человека, которого можно безнаказанно обманывать.

Она отлично выспалась и чувствовала себя уверенной и сосредоточенной.

Муж смотрел куда-то в сторону, на ставшее грязным от ненастной осени окно, и нужно было немедленно что-то говорить, спасать ускользающее светлое будущее, но слова не находились, и Дарья молчала, понимая, что никакого будущего у нее уже не будет.

Вадим привычно высадил Наташу у офиса, и на работу она почти не опоздала. У лифтов столпилась небольшая очередь, Калганова подошла к «своим» – Юле и недавно появившейся в фирме молоденькой Насте, непонятно чем занимающейся под руководством Марины Петровны. Обычно Настя с деловым видом сновала по коридору с какими-то листочками в руках и почему-то вызывала у Наташи острую жалость.

– Что это у тебя? – Наташа в ожидании лифта кивнула на лоточек в руках у Юли. – Пирожные?

– Хлеб. Ты посмотри только. – Подруга сунула ценник, приклеенный на лоточек, ей под нос. – Цельнозерновой называется. Семьдесят шесть рублей! Ужас! А всего-то четыре булочки.

– Ужас, – согласилась Наташа. Она ничего с собой не принесла, и теперь придется идти в столовую.

– А то вашей зарплаты на хлеб не хватает! – обиженно фыркнула Настя.