Дар или проклятие

– Придется принять. – Она спокойно вошла за ним в подъезд, а потом в лифт.

– Даша, уйди, – попросил он, – пожалуйста.

– Не могу, – объяснила Дарья, глядя на него с сочувствием. Ей очень хотелось спросить, кого он сшиб так, что за ним приходила полиция, но не стала.

Он молча, не обращая на нее внимания, вошел в квартиру, скинул плащ, бросив его на стоявший около двери стул, и включил свет в ванной.

– Подожди, Толя, – попросила Дарья, – ты сейчас сделаешь то, что я скажу, и я уйду.

Он обернулся и, уставившись на направленный ему в лицо пистолет, процедил:

– Стерва.

– Может быть, – согласилась она.

Он, кажется, не испугался, и Дарье это понравилось. Она немного отступила, давая ему возможность пройти в комнату, и повела дулом, приглашая.

– Психопатка, – хмыкнул он.

Она пожала плечами – думай что хочешь.

– Иди, Толя, не задерживай ни себя, ни меня.

Он хлопнул дверью ванной и прошел в комнату, не глядя на пистолет, и это тоже ей понравилось.

– Включай компьютер. Ты сейчас переведешь на счет… – она левой рукой достала из кармана бумажку и прочитала реквизиты, – четырнадцать миллионов триста тысяч. На самом деле нужно немного больше, но это мы с Петром тебе прощаем.

Он перевел. Дарья, стоя за его спиной, дождалась, когда операция будет выполнена, и убрала пистолет в сумку. Ей очень хотелось пить. Хотелось простой холодной воды, но пить она не стала.

Еще ей хотелось спросить, как он предполагал заставить ее молчать, но она не спросила.

– Я тебя ненавижу, – вымученно сказал он ей вслед.

Она обернулась уже от двери и покачала головой.

– Нет, Толя. Ненавидеть умеют те, кто умеет любить.

По лестнице она, как и в прошлый раз, спустилась пешком.

Ей повезло – мамы не было дома, и она спокойно убрала пистолет на место, а потом постояла у большой фотографии деда. На снимке дед получился хорошо, военная форма ему шла, лицо было строгим и сосредоточенным. Он фотографироваться не любил, и после его смерти они с матерью долго выбирали, какое фото увеличить и повесить на стену. Правильно выбрали.

– Прости меня, дедушка, – вслух попросила Дарья.

Она редко звала его дедушкой, как правило, только дедом.

До дома идти было далеко, но она пошла пешком под мелким противным дождем. Шла медленно, не торопясь и ни о чем не думая. Ее ждала трудная, скорее всего, одинокая жизнь, и ей нужны были силы.

Альбомы для фотографий лежали внизу большого книжного шкафа. Наташа взяла все, залезла с ногами на уютный диван и не торопясь принялась рассматривать старые снимки. Фотографии начала прошлого века почти все были теми же, что и у родителей дома. Прадед, его брат, их дети. Были и такие снимки, которых у родителей не было, но их оказалось немного, и людей, изображенных на них, Наташа узнавала. Дальше пошли снимки предвоенного времени, и тут Наташа почти никого узнать не могла. Нужно будет спросить у папы. И наконец появились фотографии собственно Зинаидиной семьи – она сама, сначала очень молоденькая, потом постарше, муж, сын.

Наташа просмотрела все снимки и вернулась к книжному шкафу – других альбомов не было. Она еще прошлась по большому дому, внимательно оглядывая книжные полки, и вернулась на диван.

Фотографий маленького Коли было много, и одного, и с родителями, но после того, как ребенку исполнилось десять лет, – ни одной. Она снова взяла альбом в руки – точно, на последних фото Коле десять лет. И места для новых снимков в альбоме предостаточно. Где же более поздние?..

Она снова стала рассматривать маленького мальчика, который теперь был бы гораздо старше ее. Что-то знакомое есть в лице… Кого-то он ей напоминает, наверное, маленького папу.

Она посидела немного, не понимая, отчего ей стало тревожно, решительно поднялась и шагнула к компьютеру.

Комп удивил еще больше – он был абсолютно пуст. Ни одного файла, ни одной записи, ни одной фотографии. А вместе с тем им явно пользовались, клавиатура заметно стерта и не очень чистая.

Наташа посмотрела в окно на голые ветви садовых деревьев, яблонь, наверное, или груш, и полезла в Зинаидину почту. В ней ничего не было, ни входящих, ни исходящих, ни записной книжки. И корзина пуста.

Ничего себе тетушка. Прямо агент иностранной разведки.

Наташа опять прогулялась по дому и достала из сумки телефон.

– Тетя Шура, у вас есть фотографии Коли?

– Есть, – удивилась соседка, – а у Зины разве нет? Она фотографировать-то любила.

– Я что-то не нашла. Можно я к вам зайду?

– Заходи, я тебя обедом накормлю.

Наташа накинула куртку, заперла дом и по уже знакомой дорожке отправилась к приветливой соседке. Сейчас она напоминала себе собаку-ищейку. Что-то здесь было, мягко говоря, странное.

– Вот, смотри, – встретила ее Шура с пачкой старых снимков в руках.

Снимков было много. И со всех на Наташу смотрело молодое лицо Петра Михайловича Сапрыкина.

– Ты что, Наташа? – Шура смотрела на нее с удивлением.

– Нет, ничего, – Наташа постаралась сбросить тупое оцепенение и слегка дернула головой, – ничего. А это Нина, да?

– Она, – подтвердила соседка и тяжело вздохнула.