Дар из глубины веков

– Да будет так, – кивнул архиепископ Филарет и распорядился: – Несите святую воду, послушники! Готовьте вступающих в церковь Христову к обряду крещения!

И уже скоро победоносно и радостно зазвонили колокола храма святой Софии, и звон покатился по всему Сурожу. К тому времени от облаков не осталось и следа, и ярко светило солнце на умиротворенным морем…

– Сегодня ты одержал великую победу, – выходя с князем из храма, сказал ему архиепископ Филарет. – И в награду получил немеркнущий свет!..

В тот день, когда князь Бравлин принял в Суроже крещение от митрополита Филарета и поклялся стать не гонителем, а защитником христиан, жрец Ягайло Ган в сопровождении двух учеников уже возвращался на север. Он не мог и не желал видеть предательства славянами своих богов! Но, может быть, так они лишь испытывали князя Бравлина? Немощью! Страданием! А он взял и сдался! Предал их! Сам он, Ягайло, скорее бы умер, как умер бы и его отец Ярило Ган, чем принял бы новую веру! Умер бы в огне, как умирали те, по чьим следам шел много лет назад Карл Великий! От кого их семья убегала на край света!..

Двумя неделями позже Ягайло въехал в Новгород и стал ждать возвращение князя.

Бравлин вернулся крепким и здоровым несколькими месяцами позже. С ним были три священника. Только спустя несколько дней Бравлин Буревой призвал к себе верховного жреца. Они остались наедине.

– Я не потребую от тебя того же, что сделал сам, Ягайло, – сказал князь. – И что сделали мои приближенные. Но отныне все будет по-другому. Ты удались из Новгорода – и как можно скорее. Я жалую тебе свои угодья на Ильмене, у Белого мыса. Они далеко, и хорошо, что так. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Там ты обретешь покой и будешь с теми, от кого, я знаю, не откажешься никогда. Даже в пламени костра! Я не буду преследовать вас, потому что не давал такого обещания. Выполняй свои обеты смело. Возноси хвалу, кому надо, – тяжелый взгляд князя Бравлина остановился на жреце: – Но не вздумай возвращаться и волновать людей, поднимать смуту. Иначе мне придется казнить тебя. Я дал слово Богу Иисусу, что поступлю так. И я сдержу свое обещание. Будь в том уверен. А теперь ступай, Ягайло Ган, и никогда не возвращайся в Новгород!

…Прошли годы, прежде чем он, Ягайло Ган, успокоился и смирился с происходящим. Он много странствовал по свету. И не было ни одного дня, чтобы он не задавался вопросом: как же могли его боги допустить такое? Не спасти князя? Отдать его на откуп другому Богу! И не находил ответа. Неужели Бог христиан так силен? Его же распяли на кресте, он даже не сопротивлялся, так откуда в нем такая сила?

Одно знал Ягайло Ган: весь прежний мир рушился на его глазах…

Верховный жрец вернулся на берега Ильменя. В Новгороде он более не был и никогда больше не видел князя Бравлина по прозвищу Буревой. Куда бы ни заносила его судьба, до него только долетали слухи о походах князя. О том, что теперь рядом с ним всегда новые жрецы. Те самые, в черных рясах! Греки! Ненавистные греки!

Старые боги, боги славян, отныне предавались жестокой опале…

Ягайло Ган выполнял свои обеты. Ведь люди, окружавшие его, по-прежнему нуждались в его слове и защите. Но в храме родовых богов он все чаще подходил только к одному изваянию… Старшие сыновья жрецов становились жрецами Сварога и Сварожича, Дажьбога, младшие – Перуна, Велеса… Его старший брат Ярило, как и отец, должен был стать жрецом Сварожича! Бога, дающего солнце, саму жизнь! А он, Ягайло, – жрецом Перуна или Велеса. Он сделал выбор и стал жрецом самого загадочного бога славян, которому открыты тайны ночи, тайны слов и музыки, тайны лекарственных трав и заговоров! Стать жрецом Перуна, бога войны, нескончаемых битв, грандиозных побед оставалось самому младшему сыну Ярилы – Любиму. Но вместо этого Любим стал воином и погиб совсем молодым! Что ж, так тому и быть! А он, Ягайло Ган, которого не послушались боги солнца и света, обратился к мудрому богу Велесу, которого сердцем выбрал в самом начале своего пути.

Именно он, этот бог, и направил его по стезе своей и дал совет написать книгу о предках. Ягайло Ган был уверен, что слышал его голос! Написать обо всем, что когда-то говорил ему отец, а тому – его отец, и так далее… И не только что они говорили, но и записывали на буковых и березовых дощечках древним языком. Таким древним, что его начало терялось во тьме веков. Эти дощечки передавались из рода в род, и если они начинали сыпаться, то старики заставляли молодых переписывать их. И сам он, Ягайло Ган, переписывал эти дощечки по требованию отца. С ним не поспоришь! На дощечках были записаны священные моления славянским богам и важные события, менявшие жизнь целых народов… И вот теперь Ягайло Ган сам распорядился, чтобы два его ученика навощили доски для «первого письма»[9], взял остро заточенную палочку и сел за работу.

Он долго думал, прежде чем коснулся стеком воска. Первые строки были такие: