Дар из глубины веков

Францию последние годы лихорадило: абсолютизм терпел крах! Созыв Генеральных штатов 5 мая 1789 года страну не выручил. 9 июля Штаты преобразовались в Национальное собрание и взялись за выработку конституции. Лафайет написал к будущей конституции «Декларацию прав человека и гражданина». Королю декларация не понравилась, и он стал стягивать к Парижу войска. И тогда Париж вскипел! Революционная ситуация настала. 14 июня парижане бросились штурмовать Дом инвалидов, в котором хранился огромный арсенал. В числе штурмующих этот дом были Павел Строганов и Ромм. Если бы папенька узнал, что вытворяет его сынок, а тем паче под руководством учителя-француза, удар хватил бы старого екатерининского вельможу.

Получив тридцать две тысячи винтовок и батарею пушек, в тот же день французы двинулись на Бастилию, символ королевского беспредела! Натасканный учителем Роммом, возненавидевший все деспотии мира, семнадцатилетний Попо из толпы беснующихся яростно выкрикивал:

– Конституцию! Мы требуем конституцию!

14 июля разгневанная толпа подошла к Бастилии, оплоту королевского деспотизма. Правда, крепостицу в центре Парижа охраняли 82 инвалида и 32 швейцарца. Но главное – это помпа! Перестрелка, вопли, штурм и показные казни! Как известно, Бастилия быстро сдалась. Изумление народа было велико: в крепости содержались всего семь узников: один убийца, четыре фальшивомонетчика и два психически нездоровых человека. Тем не менее коменданта крепости скрутили, обезглавили и долго таскали по улицам Парижа голову несчастного на пике.

Как известно, король признал Учредительное собрание, и началась эпоха конституционной монархии. 26 августа 1789 года вышла знаменитая конституция, первая статья которой гласила: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». И это было совершенно справедливо! Ведь только законченному ретрограду и подлецу может прийти в голову, что один рождается с плеткой в руке, чтобы лупить другого почем зря и ездить на его горбу.

Но, как известно, аппетит приходит во время еды. И конституция была только началом.

Бретонская фракция Национального собрания заседала в клубе доминиканского монастыря Святого Якова на улице Сен-Жак[27], отчего их и прозвали «якобинцами». Якобинцев возглавили три отчаянных радикала: с ликом ревностного инквизитора Максимилиан Робеспьер, пламенный, гипертрофированно мордатый Жорж-Жак Дантон и похожий на вечно возбужденную обезьяну пылкий Жан-Поль Марат. Все юристы и журналисты!

В эту компанию и привел Шарль-Жильбер Ромм, хорошо знавший революционную верхушку, своего протеже – Павла Строганова.

– Знакомьтесь, – сказал он, – мой русский ученик Поль Строганов!

– Какую религию вы исповедуете, юноша? – спросил Робеспьер.

Строганов переглянулся с Роммом. Учитель кивнул: мол, будь смелее!

– Свободу, равенство и братство! – выпалил юноша.

Три кита французской революции заулыбались.

– А кто вы по рождению? – тогда спросил Робеспьер. – Что можете позволить себе такое путешествие по Европе и такого учителя?

– Поль – русский аристократ, – поклонился Ромм. – Его сиятельство, граф.

– Аристократ? – нахмурился Робеспьер, который пока еще старался скрывать свою ненависть к этому племени. – Его сиятельство? Граф? Ай-ай-ай!..

Три кита подозрительно поглядели на молодого человека. Еще летом 1789 года начались первые стихийные репрессии. Народ Франции отлавливал и поколачивал высокопоставленных дворян, и аристократы ударились в бега. Они переходили границу с Германией и оседали в окрестностях Кобленца, затевая большой монархический заговор.

– В душе наш Поль республиканец, – вступился за смущенного ученика Шарль-Жильбер Ромм. – Поклонник сената. Да, Поль?

– Да! – горячо кивнул Строганов.

– Но для верности не стоит афишировать его аристократическое происхождение, – заметил дальновидный Робеспьер. – Можем не уберечь юношу от революционной массы трудящихся!

– Пожалуй, – кивнул мордатый Дантон, чья голова росла сразу из плеч. – Парижане едва своих-то терпят! – Он хотел было добавить, что в ближайшем будущем они намереваются провести чистку, но не стал пугать респектабельного гостя Франции. – Хорошо знаете римское право?

– Назубок, – ответил за молодого человека Ромм.

– А умете ли писать? Владеете пером? Я о музе?

– О да! – кивнул Строганов. – Сочиняю на пяти языках!

Киты революции одобрительно загудели.

– Скажетесь юристом, пишущим о правах бесправного человека в феодальном обществе, – согласился Марат.

– А выпить любите? – спросил Дантон. – И поесть? Говорят, вы, русские, большие обжоры! Ничто так не сближает, как добрая пирушка!

Это был намек! Когда Поль, широко открыв кошелек, решил устроить пир для новых друзей, Робеспьер спросил у Ромма:

– Зачем нам этот желторотый птенец? Говорите на чистоту, хитрец.

– Он богат как Крез! – коварно улыбнулся мудрый Ромм.

– Ах вот оно что! – Робеспьер прищурил один глаз. – И насколько богат?

– Я же сказал: как Крез! Строгановы вторые по богатству после русских царей!