«Меня бы кто научил». Она сама рассказывала сказки как дивный народ понимал зверей и птиц, но может Эльфийский Волк как звучало имя зверя, служил им когда то? И когда она успела ему помочь? Зимой? Не было этой зимой ничего такого. Утром. Все утром. Женщина сходила еще раз за водой и пристроив котелок с травами над углями, тоже легла.
– Mane lome11, Эльнармо.
Волк промолчал, разгоняя дыханием пепел, который начал появляться над углями. Дождавшись, когда люди уснут, он бесшумно поднялся и растворился в ночной темноте. Все звериные инстинкты говорили о том, что надо развернуться и бежать. Бежать так далеко, чтобы даже память про это место стерлась во время бега, но волк так давно не слышал звуки родной, пусть и в таком варианте, речи, что он просто не мог заставить себя уйти. С каждым вспомненным и произнесенным словом будто на место вставала часть мозаики, мозаики памяти Эльнармо, которую он сам сознательно разрушил и разбросал по сторонам, чтобы никогда не возвращаться к ней. Было страшно. Страшно не столько от того, что он не помнил кто он такой, сколько от того, что он не представлял от чего он сбежал тогда, много лет назад, из за чего перестал говорить и верить. Вдруг этого не стоило вспоминать. Побродив вокруг поляны пару часов, волк углубился в чащу, чтобы успеть поймать себе завтрак и вернуться до того, как проснется Заря.
Утром, когда уютно свернувшаяся под тонким, походным одеялом знахарка проснулась, прижимая к себе сына, волк дремал у остывшего за ночь костра рядом с тушкой по летнему откормленного зайца. На ее сонное приветствие он только приоткрыл один глаз и дернул ухом.
Подоткнув вокруг сладко сопящего сына одеяло, лекарка пошла умываться к ручью. Возвращаясь позже назад с влажными волосами и таща на листе лопуха землянику, найденную в близлежащем пригорке, она застала уже проснувшегося сына, деловито потрошащего ее ножом добычу волка и болтающего о тысяче мелочей так важных детям. То, что ему не отвечают, мальчика не смущало.
– А еще когда я вырасту, то возьму маму и поеду за дальние горы, туда где всегда лето. Я не люблю осень, идут дожди и нельзя гулять. И мама часто осенью болеет. Находится под дождем, по лужам по домам болящих и потом сама отвары глотает, а меня заставляет есть чеснок. Я не люблю чеснок. А ты? Ну, наверно тоже нет. Ты же волшебный. А ты будешь жаренное мясо?
Разделав тушку, мальчик явно привыкший к самостоятельности, отложил отдельно не годящиеся потроха и протянул зверю на перемазанной ладони печень и сердце зайца.
– На, это вкусно. Даже сырое.
– Le sana ma inie umhanya, – проворчал волк, похоже, что с прошлой ночи говорить ему было значительно легче. Теперь он не замирал вспоминая слова и их порядок, хотя из за его чуть рычащего произношения древние слова звучали очень странно. Потянувшись к ладони, он осторожно подцепил угощение и улегся обратно, – Na malos la urna. La apsa12, – повернув голову к знахарке, волк поднялся на лапы и деловито обследовал принесенное угощение, зарываясь носом в ягоды, – aiya13, Зааря, – проговорил он, подняв голову и посмотрев ей в глаза.
– Утро доброе, Лис. Mane arin14, Эльнармо. – поздоровалась женщина, придерживая лист с ягодами пока его обнюхивал волк. Когда он посмотрел ей в глаза она пытливо уставилась на него, отмечая и несвойственную зверям привычку не отводить взгляд, и светящийся там ум. – Narmo ve atan15, – попыталась сказать знахарка и пошла к костру пристраивая рядом с ним свою сладкую добычу.
– Лис иди, к ручью умойся и нарви прутиков для мяса.
Ребенок кивнул и убежал, прихватив с собой ненужные потроха. У мелких лесных зверьков сегодня нежданное угощение. Знахарка сходила к приметному дереву с чуть вывороченными корнями и принесла две деревянные чашки, еще один нож и деревянную коробочку с плотно пригнанной крышкой. Там оказались скрученные листья чая, уже старого, но еще годного.
– Lisse massa, piucca16, – ткнула знахарка пальцем попеременно в остатки припасов, – suc sara17, – затруднилась она с названием для чая, – mane i apsa. Hrave… ммм… apsa?18
Чужие слова с трудом ложились на язык и знахарка почему то смутилась. И своего незнания, и встрепанного вида, и самого этого смущения. Опустив взгляд, она стала заплетать еще влажные волосы в косу.
– Salpasarasalque19? – переспросил волк, кивнув на коробочку и наклонил голову, обдумывая сказанные Зарей слова. «Волк, как человек». Это странное сравнение почему-то было каким-то неприятным на вкус и зверь неуютно вздрогнул, вздыбив шерсть на загривке, – Atan umea, Elnarmo la umea20. Волк сам не сильно верил тому, что сказал. Память продолжала зиять пустотами и что скрывалось в этой пустоте было неизвестно.