Дар Митры

- Лучше бы ты пил розовое, - грустно заметил он. - Ну, иди к себе; девушка принесет то, что ты хочешь.

Киммериец последовал этому совету и принялся с аппетитом доедать петушков. За время, проведенное в пещере наставника, он совсем отвык от мясного, и сейчас наслаждался сочной поджаристой птицей, перемалывая ее вместе с костями. По его подбородку стекал сок, губы блестели от жира; покончив с петухами, он обтер рот лепешкой и сыто рыгнул. Пора бы и запить, промелькнуло в голове.

Черноглазая служанка уже спешила к нему, придерживая кувшин на крутом бедре. Но то ли она выбрала неудачный маршрут, то ли колесничие, разгорячившись, возжелали сладкого - попала девушка прямо им в руки. Один из воинов ухватил ее, усадил на колено, и принялся шарить за пазухой; другой, не обращая внимания на визг красотки, вырвал у нее кувшин - что б приятелю было удобнее. Разумеется, он заглянул внутрь, тут же испустив гневный рык.

- Эй, Харра! Куда твоя девка тащила это вино? - воин поднялся и, не выпуская из рук кувшина, подошел к толстому кабатчику. Тот покраснел и затрясся.

- Помилуй, господин мой, вам и несла! На ваши столы!

- На наши столы? - колесничий мрачно уставился на хозяина. - А я так думаю, ты врешь, Харра! Вон к тому оборванцу неслась твоя девка, да мы ее поймали! - он метнул яростный взгляд на Конана, объедавшего гроздь винограда. - Ты что же, Харра, привечаешь теперь любого бродягу? Любого ублюдка, что заглянет в твой грязный кабак?

- Но он заплатил... - пролепетал хозяин. Воины приумолкли, с любопытством поглядывая то на толстяка, то на Конана; даже девушка перестала визжать, съежившись от страха.

- Если и заплатил, то ворованными деньгами, клянусь бородой Лучезарного! И тебе, Харра, полагалось вызвать стражей или обратиться к нам, а не поить бродягу и вора лучшим вином Дамаста!

Конан встал и в три шага приблизился к стойке.

- Случалось мне водить компанию с бродягами и ворами, но ты, солдат, будешь погнуснее их! - Голос киммерийца был негромок, но полон угрозы. Ну-ка, отдай мне кувшин! В конце концов, я заплатил за это вино... А ты, он повернулся к воину, обнимавшему черноглазку, - отпусти девушку! И побыстрее, отродье Нергала!

Наступила тревожная тишина. Колесничие разглядывали Конана с тем брезгливым пренебрежением, которое солдаты, мнящие себя непобедимыми, питают к остальным представителям рода человеческого. Конечно, этот бродяга выглядел настоящим великаном, и над плечами у него торчали рукояти мечей, но он был один! Может ли одиночка бросить вызов двадцати воинам? И может ли он владеть оружием так, как люди благородного сословия, привыкшие к нему с детства?

Наконец солдат у стойки нарушил молчание.

- Ты хочешь вина, оборванец? Клянусь светом Матраэля, ты его получишь! И добрый удар по шее в придачу - вместо девки!

Он швырнул в лицо Конану кувшин и, прыгнув к скамье, ухватился за меч. Руки киммерийца взлетели вверх, глиняный сосуд наткнулся на подставленные ладони и, словно упругий мяч, отскочил к столам, странным образом перевернувшись в воздухе и пролив багряный дождь на воина, уже обнажившего клинок. Потом кувшин свалился на землю, брызнув фонтаном осколков.

- С тебя две серебряные монеты, парень, - сказал Конан задиристому солдату, застывшему с мечом в руке. - Ты разлил мое вино.

- Две монеты?! - взревел колесничий. - Сейчас ты их получишь, придорожная мразь!

Он ринулся вперед с занесенным клинком, явно собираясь рассечь обидчика напополам. Остальные воины зашумели и начали подниматься, разбирая оружие; каждый спешил проучить наглого бродягу, если не мечом, так древком копья. Служанка с воплями бросилась к хозяину; тот, предвидя драку и смертоубийство, вместе с поваром скорчился за бочками.

Конан отбил первый выпад, не вытаскивая своих мечей; просто подставил ладонь под лезвие, одновременно пнув солдата ногой в живот. Может быть, тем бы дело и кончилось - синяками да ссадинами, а не большой кровью; он мог расправиться с двумя десятками воинов светлейшего дуона голыми руками, обломать древки копий об их ребра, а шлемы и кольчуги сплавить в бесформенный ком металла. Но тут свистнула стрела, прочертив алую царапину на его плече, и Конан пришел в ярость.

На него напали - значит, он был в своем праве! Он помнил об этом, несмотря на багровый туман бешенства, кружившийся в голове; и еще он помнил о Фарале, Сером Страннике, уложившем некогда шестерых пиратов на прибрежный песок моря Вилайет. Фарал убил, обороняясь, не нарушив обет; и он, Конан, сейчас сделает то же самое... Перебьет этих шакалов, отправит к их гнусным богам!