Дар над бездной отчаяния

– Хотите посмотреть? Это, действительно, занятно, – императрица встала. Позвала слугу. Вслед за убежавшими к пруду сёстрами и цареви чем он свёз по дорожке вниз к пруду и Григория. Тот заметил, что рядом с наследником бежит не весть откуда взявшийся рослый матрос[40]. На берегу слуга с сундучком в руке зазвонил в колокольчик. Как бы отвечая на звонок, гладкая поверхность пруда вдруг вскипела. Целый косяк рыбы устремился к берегу. Золотистые крупные карпы выпрыгивали, вставали на хвосты, стрелами, разрезая воду, чертили неведомые знаки. Все брали из раскрытого сундучка горстями хлебный мякиш и бросали рыбам.

– Дядя Гриша, видел? – наследник повернул к нему мокрое радостное лицо. – Брызгаются как!..

Глядя на осыпанное каплями воды счастливое лицо сына, императрица отвернулась, платком промокнула слёзы: «У мальчика золотое сердце. Он сразу принял убогого крестьянина… Детей цивилизации Господь никогда не наделяет даром творить чудеса…

А Григорий не выглядит страдальцем. Как просто, искренне он держится. Господь послал его нам. Ники был прав…». Первым вызвался позировать цесаревич. На сеанс он принес свои рисунки.

– Это часовой, а вот в будке офицер. – Цесаревич вскидывает глаза на Григория. – А вот электрическая дама с зонтом. Чего ты молчишь? Не нравится?

– Мне вон тот клоун больше нравится.

– А мне – часовой. Я ещё Джоя хочу нарисовать. – Наследник пристально глядит на Григория. – Дядя Гриша, а ты любишь шутки?

– Смотря какие. Кошка с мышью тоже шутит. Кошке игрушки, а мышке слёзки.

– Я про кошку и написал в шутку письмо ма-ма=. Написал там про погоду и про нашу кошку Куваку, – наследник заглянул Григорию в лицо. – Как она лежит на диване, а Джой ищет в ней блох и при этом сильно щекочет. А ещё приписал, если мама понадобится Джой, чтобы он также и у нее поискал блох, я его ей вышлю, но это стоит один рубль. Смешно?

– Повернись, Алексей Николаевич, вот так, боком, – не выпуская из зубов карандаша, попросил Григорий.

– Смешно?

Как тебе сказать.

– Смешно! Даже папа смеялся. – Наследник собрал рисунки. Встал.

– Я пошёл. Мне надоело позировать.

– Так отдохни.

– Я не нуждаюсь в чужих советах. Меня призывают мои обязанности.

«Вот те на, обиделся, – подумал Григорий. – Он хоть и будущий государь, а всего навсего ребёнок». Пока он по памяти набрасывал лицо цесаревича, к нему подошла средняя дочь государя, великая княжна Мария Николаевна. Ещё при первом знакомстве Григорий отличил её добродушное выражение по-крестьянски широкого лица и мягкий взгляд серо-голубых глаз.

– Дядя Гриша, давай я попозирую вместо Алексея Николаевича. Приказать чаю? Ой, у тебя на губах кровь.

– Пустяк, сейчас перестанет, – смутился Григорий. – Губа треснула. Пройдёт…

– Подожди… Через несколько минут она вернулась. Следом за ней вошёл человек в военном мундире, лысоватый, в очках, с выражением недоумения на холёном добром лице. В руках у него белый с красным крестом чемоданчик.

– Это доктор Боткин[41], – сказала Мария Николаевна.

На протесты Григория доктор не среагировал. Промокнул ему губы влажным ватным тампоном.

Оставил пузырёк с жидкостью, похожей на воду, пакетик с ватой. Посоветовал протирать жидкостью губы и карандаши.

– До свадьбы заживёт. – Поклонился и ушёл. Губы какое-то время пощипывало. Григорий, привычно наклоняясь к столику, закусил карандаш.

– Давай я сначала его протру, – Мария подбежала к столику. – Это же больно. Надо отменить сеансы, пусть подживёт. Я скажу мама.

– Всё поджило уже. Садитесь, Мария Николаевна. – Делая набросок, Григорий вскидывал голову всякий раз при виде красивого чистого лица, и сердце окатывала тихая радость.

Спустя полчаса в коридоре дробно простучали каблучки, и звонкий девчоночий голос крикнул: «Машка, ты где? У тебя моя брошь?».

Мария Николаевна приложила палец к губам. Григорий поднял и тут же опустил голову. Его строго-настрого наставляли к наследнику и великим княжнам обращаться по имени-отчеству. И вдруг «Машка». Тем временем дверь приоткрылась – заглянула младшая из великих княжон.

– Вот ты где затаилась, – нисколько не смущаясь, Анастасия подошла к столику, заглянула в рисунок:

– О-о, дядя Гриша, вы так точно нарисовали марьины блюдца. В них уже утонул один офицер со «Штандарта»[42].

– Анастасия, твоя брошь у Татьяны. Ты мешаешь дяде Грише рисовать.

– Можно подумать, я тебе надела на голову мешок, – Анастасия пригнулась, заглядывая в лицо Григорию. – Дядя Гриша, нарисуйте ей за спиной крылья. Она у нас так великодушна. Папа шутит, что у неё за спиной вырастут крылья, как у ангела.

– Швибз[43], перестань. Ты мешаешь.

4