Дар над бездной отчаяния

Выравнивалась и засыпалась песком площадь для парада войска. Номер Григория то вносили в программу, то вымарывали. Каждое утро Стёпка-Мавр привозил его на коляске к помосту, где предстояло выступать. Насколько хватал глаз, зеленело огромное поле. Копошились сотни людей. Хозяин Аким Никитович то и дело срывался на крик. Готовилось праздничное шествие с плюющимся огнём трёхголовым Змеем Горынычем, богатырями, скоморохами, рожечниками. Тернер, осунувшийся, трезвый, ходил с орлом на плече. Двуглавый на тонком шнуре с тумбы перелетал на «скипетр», шнур путался, и Двуглавый с маху падал на землю. Тернер ругался не по-русски. Намыливал шнур мылом, чтобы тот не захлёстывался. Григорий, видя эти падения, маялся душой. Представлял, как Тернер отвяжет шнур и Двуглавый кругами уйдёт в вешнее небо. И тут же осаживал себя: «А Тернер? Если такое случится, Аким выгонит его из цирка в шею. Может, и зверей в счёт компенсации отнять… И Тернера жалко, и Двуглавого».

Прошёл слух, что в праздник на Ходынке будут вручать дорогие бесплатные подарки, в лотерею разыгрывать одежду и даже живых коров. Разговоры о лотереях шли и среди циркового люда. Стобыков прямо загорелся весь. В праздничном шествии он выступал в облике Добрыни Никитовича. В шлеме и латах с блестящим мечом между репетициями он, как маленький, ходил за Григорием, донимал: «Пойдём, лотерейку мне с коровой выдернешь, а, Гришань. Ты зубами точно счастливую выдернешь…».

На гастролях в Твери Григорий однажды отсоветовал Стобыкову бороться с одним из зрителей, чугунно-чёрным мужичакой. Как узнали после, это был знаменитый Ломака, которого наняли конкуренты, чтобы свернуть Стобыкову шею страшным, запрещённым в цирке приёмом. С того часа для Стобыкова не было на белом свете большего авторитета, чем Григорий.

6

Москва кипела. Министры, генералы, пушкари, звонари, плотники… Первопрестольная готовилась к коронации молодого государя. На пути предстоящего следования императорской четы возводились триумфальные арки, трибуны. Скульпторы ваяли бюсты государя и государыни. Плотники вырубали из дерева двуглавых орлов, вензеля и короны. Военные матросы кошками карабкались по кремлёвским куполам и башням, развешивая электрические гирлянды. Ожидание, надежды, радость. «Король умер, да здравствует король!»

Но что это за хлопок и следом облачко дыма над оврагом у Ваганьковского кладбища? Кто потревожил покой усопших? Двое мужчин в чёрном выбрались из оврага, огляделись по сторонам, ушли. Чуть позже в овраг спустился неприметный человек, одетый под мастерового, в кепке и чуйке. На вытоптанной обгорелой траве блестела колбочка с жёлтым порошком. Он бережно завернул её в носовой платок…

Фамилии двоих, что оставили колбочку, были сыскарям охранки известны: Бахарев и… Распутин. Они уже купили резиновый баллон, бутыль и флакон какой-то жидкости. Заказали в скобяной лавке металлический лист…

Они тоже готовятся к приезду государя в Москву.

Будущий исцелитель царского наследника сибирский Григорий Распутин ещё роет в конюшне пещерку, где истово молится об отпущении грехов, а однофамилец его уже фигурирует в донесениях агента «Никона» как участник готовящегося покушения на государя. О нём докладывают после арестов царю… Приговаривают террориста народовольца Распутина к пяти годам тюрьмы и ссылке в Якутскую область на десять лет. Пятнадцать лет спустя либеральные газеты на всю Россию будут топтать и порочить имя другого Распутина – крестьянина, ясновидца и страстотерпца, спасшего в раннем детстве нового наследника, Алексея Николаевича, от неминуемой смерти.

Молившего государя не вступать в войну с Германией… Нет случайностей в мире Бога…

7

Белоснежный конь грыз удила, чувствуя твёрдую руку, круто гнул шею. Серебряные подковы высверкивали в лучах утреннего солнца, и казалось, конь несёт венценосного всадника, не касаясь земли. Молодой государь бледен, но, как всегда, спокоен. В Петровском дворце на рассвете, восстав от сна, он долго любовался лицом спящей жены, потом плавал в серебряном бассейне, молился, завтракал постным. И вот теперь въезжал в Москву, открывая коронационные торжества.

Обращённая к Богу утренняя молитва помиловать «ненавидящия и обидищия меня и творящие мне напасти…», щёлканье соловья за окном, озноб от холодной воды – все эти мгновения чудного утра жили в нём, когда он ехал по улице на белом коне. За ним так же верхом двигались великие князья, свита. По сторонам вытянулась в строю гвардия. За царской кавалькадой в золотой карете следовала вдовствующая императрица Мария Феодоровна. Следом за ней в такой же карете юная супруга государя Александра Феодоровна. Скакали казаки в красных мундирах, взблескивали наконечники пик.

Резало глаза сверкавшее на солнце золотое шитьё погон и кафтанов, колыхались страусиные перья. Горела, металась, лютовала медь оркестров. «Сорок сороков» московских церквей били в колокола. Перекрывая малиновый звон, грохотали пушечные салюты. Высоко в майском небе ходили стаи перепуганных голубей, не зная, куда опуститься.