Дар небес

  Лика перевела взгляд с его лица на руку и смело вложила в нее свою ладонь. Она ничего не боялась, но чувства заставляли ее сердце биться чаще. И Рэмиэль был уверен, что будь в его груди человеческое сердце, оно бы билось в унисон. Но чувства переполняли и его самого. Поддаваться своим желаниям оказывалось так же непросто, как и сопротивляться им. И в отличие от Анжелики, Рэмиэль боялся, боялся прикоснуться к ней так, как хотел, боялся навредить или сделать больно, и боялся того, что может случиться с ее душой после, ведь он своими руками толкал ее на грех. Но все страхи и дилеммы отходили на второй план, стоило только ему заглянуть в ее глаза, в которых стояла решимость, мольба, тоска и потребность в нем.

  Рэмиэль отпустил Лику и сорвал с себя клочья прожженной одежды, представ перед ней в облачении Адама. Бросив любопытный взгляд на его пах, Лика прикусила губу, а на щеках разлился румянец. Это выглядело так по-человечески трогательно, что у Рэмиэля прервался вдох. Накрыв ладонью ее скулу, он подался к ней и прикоснулся губами к пунцовой щеке. Лика задрожала и задышала чаще. Покрывая поцелуями нежную кожу шеи, он потянул пояс халата, отвел полы в стороны, а потом аккуратно сбросил его с плеч девушки на пол.

  - Как же ты прекрасна... - тихо произнес он, любуясь самым восхитительным женским телом с душой чистого Ангела.

  Подхватив Анжелику на руки, Рэмиэль отнес ее к кровати и аккуратно уложил, как самое ценное сокровище, коим она и была для него. А потом встал у подножья, опустился к ней и поцеловал изящные ступни. И пусть губы слегка покалывало, и пусть каждое касание приносило боль, когда его тьма вгрызалась в ее свет, а это свет заволакивал тьму, превращаясь на поверхности кожи искрящиеся разряды. Все это было гораздо слабее того притяжения, которое существовала между ними.

  - И я у твоих ног, мой сладкий Ангел.

  - Ох, Рэмиэль, - выдохнула Анжелика. - Тогда прошу, не томи.

  - Не стоит меня торопить, - ответил он, продолжая свои сдержанные поцелуи.

  Анжелика промолчал, и только сжала в кулачках простынь, когда его губы прикоснулись к внутренней стороне бедра. Разведя ее ножки в стороны, Рэмиэль прикоснулся губами к створкам мокрого лона и лизнул их языком. Лика захныкала и застонала, еще крепче сжимая простынь.

  - Рэмиэль... - произнесла она в мольбе.

  Она так сильно в нем нуждалась, так сильно нуждался он в ней, что от этого ощущения у него внутри завибрировал жар и тьма начала сгущаться.

  - Не торопи... - повторил он, закрывая глаза, чтобы успокоить свой огонь.

  - Рэмиэль, иди ко мне, я помогу, - сказала она, изумляя его своим предложением.

  Он поднял к ней глаза, и она повторила:

  - Иди ко мне.

  Не желая заставлять ее повторять эти слова, он пополз вверх и навис над Анжеликой, которая обняла его за шею, погладила по волосам и произнесла:

  - Все будет хорошо.

  Рэмиэль мог только восторгался ее силой духа.

  - Будет больно, - сказал он ей в губы.

  - Я знаю.

  Его рука пробралась к ее створкам, пальцы раскрыли их для него, и твердая плоть скользнула внутрь, с легкостью разрывая тонкую преграду ее чистой девственности. И тьма завыла, а боль и наслаждение слились в одно неописуемое, но сильнейшее ощущение. С трудом удерживая контроль, Рэмиэль сжал в кулаке языки пламени, загоняя его вглубь себя, но позволяя вырваться наружу крыльям...

  ***

  Его горячие губы обжигали и клеймили Палому. Язык по-хозяйски исследовал ее рот, жадно облизывая и бесстыдно дразня. И она это все чувствовала так остро, что почва уплывала из-под ног. С жалобным стоном Палома вцепилась в край стола, лишь бы не обнимать Архангела. Но он был против ее сопротивления самой себе. Сцепив ладонями ее запястья, Азазель оторвал руки от стола и заставил положить ладони на свою шею. И Палома не сдержалась. Обняв его, она стала отвечать на поцелуй так жарко, будто это был последний в её жизни.

  Раздался треск ткани. Резкие движения его рук, и Палома осталась без юбки, успев только ахнуть в его рот. Тоже самое случилось и с блузкой, а затем с бельем и его штанами. Нещадно расправившись со всей их одеждой, Азазель подхватил ее и стал опускать спиной на стол. Но в следующую секунду они словно бы куда-то провалились, и Палома ощутила, как упала спиной на что-то прохладное, а Архангел навалился сверху. До слуха донеслась песня цикад. Кожу что-то защекотало, и по ней пробежал теплый ветер, а с первым вдохом она уловила запах полевых цветов. В эту секунду любопытство взяло верх, и, разорвав поцелуй, Палома посмотрела в сторону, изумляясь от восторга, который с непривычки затруднял дыхание.

  Они находились в поле, и казалось, что не было ему ни конца, ни края. Здесь стояла глубокая ночь. Над их головами раскинулось звездное небо, и только крылья Архангела, сливаясь с ним, загораживали ей те звезды, что горели над его головой. И все вокруг тонуло в бледно-голубом свечении.

  - О, Боже... - вырвалось у Паломы.

  Она еще никогда не видела такой красоты или просто слишком давно перестала ее замечать вокруг себя.